— Тут и храм Господен будет вам поблизости, может, и помолиться вашим грешным душенькам захочется.
— Это-то, купец, правильно, давно мы не молились, — заметил со вздохом Ермак Тимофеевич.
— Где же люди-то ваши? — спросил старый Строганов.
— Люди тут поблизости, через час могут быть здесь, коли прикажешь.
— Что же, ведите с Богом, утро погожее…
Разговор происходил ранним утром.
— Может, встретишь нас, Семён Иоаникиевич, — спросил Ермак, — окинешь своим хозяйским глазом слуг своих?
— Встречу, вместе с племянниками встречу, дорога-то мимо усадьбы идёт… — отвечал Семён Строганов.
Ермак и Кольцо, отвесив по низкому поклону, вышли.
— Славный парень, — похвалил Семён Иоаникиевич, обращаясь к племянникам по выходе Ермака. Последний действительно произвёл на него хорошее впечатление.
— Воеводой ему царским быть, а не разбойником… — сказал Никита Григорьевич.
— Молодец из себя, и в лице нет ничего зверского, — высказал своё мнение Максим Яковлевич.
— Да и есаул его тоже душа, парень, несмотря на то что в Москве на его шею уж сплетена петля, — сказал старик Строганов.
— Тоже удалец хоть куда… Каковы-то их люди? — произнёс Максим Яковлевич.
— А вот увидим, — заключил Никита Григорьевич.
С небольшим через час посланные на сторож люди донесли, что Ермак с людьми подходит к усадьбе.
Утро было прекрасное, ещё не достигнувшее своего зенита солнышко обливало землю горячими лучами и блестело в каплях невысохшей росы, круглое лето бывающей в том краю.
Семён Иоаникиевич с племянниками вышел к воротам усадьбы. Их сопровождало двое слуг, один из которых держал каравай хлеба с поставленной на него серебряной солоницей, а другой — большой образ царицы небесной в драгоценном окладе. За хозяевами в некотором отдалении толпились любопытные челядинцы, захотевшие хоть одним глазком взглянуть на грозных разбойников, пожелавших стать верными слугами Строгановых.
Весть об этом, после посещения и угощения Ивана Кольца, распространилась быстро по всему строгановскому двору и хоромам, достигла и до светлицы, и Ксения Яковлевна смотрела на приближение Ермака и его людей из открытых окон своих роскошных горниц. Сзади столпились сенные девушки, и даже старая Антиповна встала на лавку, чтобы лучше разглядеть «раскаявшихся душегубов», как она называла Ермака и его людей.
Увидя приготовленную встречу, Ермак Тимофеевич повёл своих людей ближе к усадьбе. Диву дались Строгановы, и дядя и племянники. К ним приближались стройные толпы в несколько сотен человек, высоких, рослых, с добродушными, чисто русскими лицами.
