Германик ощутил, как внутри его, словно доставшиеся по наследству, зазвучали чувства, которые увлекли и погубили Марка Антония. И ласково, боясь отказа, предложил жрецу:
— Пойдёшь со мной и моим сыном? Будешь нашим проводником по этой стране?
Этот внезапный импульс оказал глубокое влияние на оставшиеся ему дни жизни.
После римского вторжения жрец видел в этом храме долгую тишину, полное одиночество, мысли, что приходили без звука голосов, и он помолчал, прежде чем заметить:
— Та-не-си огромна… — И в свою очередь спросил: — Почему ты стремишься познакомиться с ней?
Германик, недавний дукс восьми легионов, не привык, чтобы его спрашивали. Единственные вопросы, обращённые к нему, могли касаться лишь более точного понимания его приказов для лучшего их исполнения. И потому он не ответил, а заявил:
— Я хочу подняться в верховья реки. И ищу проводника, который бы объяснял то, что увидят мои глаза, и говорил правду.
Его тон непроизвольно выразил приказ.
Жрец помедлил.
— Это долгий путь, — проговорил он и попытался объяснить: — Наша река, Йер-о, — величайшая из всех, текущих в изведанном мире. Вы, греки написали без всякой причины, что она называется Нейлос, а римляне скопировали и зовут его Нилус…
— Диодор с острова Агирион также написал, — вдруг вмешался робкий Залевк, произнеся первые слова с тех пор, как он ступил на эту землю, — что вашего древнейшего царя звали Нейлеус и что поэтому ваша река…
— Что ты понимаешь под выражением «древнейшего»? — улыбнулся жрец. — Четыре тысячи лет мы высекаем на камнях имена наших фар-хаоуи, и я никогда не встречал имени Нейлеус.
Он задумался, ища образ, который отразил бы размеры реки, потом указал на воду, лениво текущую у ступеней храма и лоснящуюся зеленью, как заросли папируса на берегах; она казалась густой и тёплой, пахла влажной травой.
— Эта вода, прежде чем прийти сюда, текла более семи лун. Докуда ты хочешь добраться? Когда встретишь первый большой порог, знай, что Йер-о, наша река, не прошла ещё и половины пути. Там начинается царство мероитов, чёрных владык, и река пересекает всю эту страну. А сколько их ещё за ней, до Лунных гор, не знает никто.
— Мне нужно крытое судно, построенное здесь и приспособленное к реке, с хорошими гребцами и парусами, — решил Германик, уже в совершенном нетерпении.
Он удержался от вопроса, где закончила свой путь та грандиозная navis cubiculata, ладья с каютами, золочёными парусами и гребцами-нубийцами, на которой вместе с юной Клеопатрой поднимался вверх по реке Юлий Цезарь и на которую много лет спустя с тридцатидевятилетней Клеопатрой взошёл Марк Антоний для славных и отчаянных кутежей в последние недели своей жизни.
