— Возможно, я последний, кому довелось их увидеть, — тут же ответил старик, и его голос воспламенился гордостью от этой привилегии. — Мне было столько же лет, как Фебе сейчас, и я был так же любопытен. Я учился в храме Аб-ду, и меня любил великий жрец. С ним я спустился в подземелье по ступеням — их было сто пятьдесят, и они были очень крутые. Стояла ночь: днём нельзя стучать в царство мёртвых. Я увидел вазы и таблички из пожелтевшей слоновой кости со священными письменами.
Германик, чувствовавший себя будто в каком-то иррациональном мире, спросил, откуда известно, что этим письменам действительно четыре тысячи лет.
— В течение тысячелетий, — ответил жрец с едва уловимым раздражением, — храм в Аб-ду семь раз перестраивался. Спустившись по ступеням, я увидел семь фундаментов, один под другим, глубже и глубже. Вам нужно знать, что никто из семи строителей Аб-ду не разрушал эту лестницу, все надстраивали её внутри новых стен и возводили новые ступени. И там высекали полоску с именем своего господина. Спустившись с самого верхнего, седьмого уровня через шестой и пятый и оказавшись на четвёртом, я увидел высеченное имя Хеопса и понял, что Аб-ду гораздо древнее, чем великое магическое здание с четырьмя фасадами и без входа — самое великое сооружение людей, которое вы, вечно шутливые греки, назвали «пирамида», то есть пирог, но его истинное название священно и возвышенно… Продолжая спускаться, я увидел, что фундаменты Хеопса опираются на фундамент храма, построенного в эпоху Тинитов, то есть две с половиной тысячи лет назад. А храм Тинитов, в свою очередь, опирался на ещё более древний, возведённый Нармером, который составлял второй уровень. И чтобы дойти оттуда до нынешних дней, нужно насчитать три тысячи триста лет. А в основании всего лежат остатки первоначального храма — там нельзя прочесть имён, поскольку он был построен ещё до того, как Великая Мать Исида подарила нам письменность. Таблички из слоновой кости и вазы со священными письменами хранились в нём.
Германик ничего не сказал, но его молчание вызывалось другими мыслями: он думал, что Юлий Цезарь и Марк Антоний в своё время, наверное, испытали то же очарование, какое теперь испытывал он.
— Я хочу увидеть Аб-ду, — заявил он взволнованно.
Голос старого жреца изменился, и он сразу охладил пришедших:
— Когда Август высадился в Канопе, неся нам войну, наши жрецы замуровали двери и сто двадцать ступеней в Абду. А все те, кто знал тайну, погибли в побоище, устроенном Корнелием Галлом.
