Еще не придя в себя от ночного священнодействия, взволнованный и разгоряченный, я вышел во двор монастыря и оказался у входа в небольшой буддийский храм. Дверь в храм была открыта настежь. Монах большим веником аккуратно и даже ласково выметал из него на монастырский двор маленькую змейку. Затем, используя тот же веник, он перебросил ее через ограду — на дорогу, которая опоясывает озеро.
Вскоре пришли другие монахи, началась утренняя служба. Чтение ритуальных текстов было тихим, бесстрастным и монотонным. Казалось, что ровно гудящий пчелиный рой заполнил храм. Я сидел, как все, в позе лотоса, завороженный чтением буддийских мантр, в которых слышались дыхание и голос Шакьямуни Будды, когда-то известного под именем Сиддхартха Гаутама.
Служба закончилась, и опять я оказался во дворе монастыря. Вокруг храма ходили женщины. Они почти беззвучно шептали мантры и крутили молельные барабаны. Одинокий мужчина в теплой безрукавке отрешенно сидел рядом с храмом, а ладонь его лизала корова, забредшая сюда через ворота с улицы. Спокойствие и умиротворенность царили на этом небольшом священном пространстве.
На следующий день в местной харчевне я встретил соотечественниц — трех студенток из Москвы. Они остановились в гостинице, расположенной на той же улице, где и монастырь. Девушки попросили меня и моего индийского друга Ашока Арору, приверженца культа Шивы, сопроводить их в горы, туда, где находится пещера Падмасамбхавы и Мандаравы. Выполнить их просьбу было проще простого: мы с Ашоком путешествовали на джипе по гималайским долинам, посещая многочисленные шиваитские храмы и буддийские монастыри. В джипе свободно умещалось шесть человек.
Дорога была узкой и в колдобинах, повороты крутыми, так что добираться пришлось дольше, чем мы ожидали.
Жилище Падмасамбхавы и Мандаравы состоит из трех соединенных вместе пещер. Когда-то давным-давно они были выдолблены в большой скале. Сейчас это часть небольшого буддийского женского монастыря.
Две тибетские девушки хлопотали по хозяйству на площадке перед входом в пещеры. Сняв обувь и выпив предложенный нам чай с жиром и молоком, мы уже было шагнули в темноту пещер, как вдруг столкнулись с моей знакомой — пожилой монахиней, которая держала в руках длинную и широкую змеиную кожу. Словно ее оставила анаконда, которой здесь, естественно, быть не могло. Тут же вспомнились строки Николая Гумилева из стихотворения «Память»:
«Только змеи сбрасывают кожи,
