Тряпку она Стасе протянула.
— Папенька злой весь, прям бородища дыбом. Никанора лежит… вроде спит. Думаю, что спит. Он все одно велел целителя кликнуть, но кликать некому. Все туточки, как стояли, так и повалилися, когда Марфа того…
— Чего?
— Сожрали её.
— Совсем? — зачем-то уточнила Стася, хотя, наверное, если бы частично, легче бы от этого не стало.
Баська задумалась.
— Поршни ейные остались, — пискнула Маланька, которая сидела бледна-бледна, только в миску вцепилась. — И еще заушницы.
— Проклятые, небось.
— А то… — Маланька икнула. — Папенька приходил…
— Долго я тут…
— Ну, папенька сказал, что аккурат вы тварюку на Марфу спустили…
— Я никого не спускала!
— …и сомлели. Она сожрала, стало быть, но скоренько. А после и сама сгинула. Тогда-то мажик энтот вас и понес. И папенька с ним. Для приличия.
Что ж, в нынешних обстоятельствах забывать о приличиях никак неможно.
— А еще энтот пришел, магик, который… ну… проклятый, — Баська отвернулась. — Небось, свататься станет, да поздно, я гордая!
— Папенька скажет…
— Не скажет, папенька тоже гордый… а он сказал, что целитель. И Никанору глянул, но с нею ведьма, и тепериче вдвоем сидят, — теперь в голосе Баськи послышалась обида. — Я ему нехорошая, стало быть, а ведьма хорошая.
— А Ежи?
— Его тоже велено в покои отнести. Энтот ваш… жених разбираться будет.
— С чем? — Стася окончательно пришла в себя.
— Со всем… тут же ж такое… от такое… — Баська развела руками. — Страх, в общем…
Дурбин знал, что ему не стоит появляться в этом месте. Неразумно. Недальновидно. Вообще неправильно, ведь Аглая — женщина замужняя, пусть и с мужем приключилась неприятность, но… все одно, она — княжна Гурцеева, а Дурбин кто?
В том и дело, что никто.
Выжить выжил, а толку-то? Силу не утратил, о чем и заключение имеется, правда, с пометкою о «временной недееспособности», но стоит быть откровенным: никто толком сказать не способен, насколько именно эта недееспособность временная.
И не станет ли она вовсе постоянною.
Ему бы…
…он и сам толком не понимал, что делать.
Разум подсказывал, что стоит наступить на горло собственной гордости да к купцу обратиться с предложением, которое тот примет.
Куда ему деваться?
А там… за купеческой дочерью приданое дадут. Возможно, даже такое, которого хватит, чтобы прикупить поместьице где-нибудь в глуши. И уже там, укрывшись от мира, Дурбин и проведет остаток никчемной своей жизни.
Или вот можно было бы барона просить.
Он человек строгий, но справедливый. Услуги оказанной не забудет. Наградой не обидит. Взять её да и вновь же поместье прикупить. И уже там…
