— Знаю, — Дурбин улыбнулся.
И помолодел.
И… и он старше Мишаньки. Определенно. А еще совсем не так красив. И не князь, даже не станет князем, наверное. Впрочем, какое это имеет значение?
— Вы не могли бы…
— С удовольствием, — Дурбин поклонился и подал руку. Аглая же приняла прежде, чем подумала, что этот жест, если не недозволителен, то всяко неприличен.
Но приняла. И… и совесть промолчала.
Странная она, эта совесть.
Стася услышала смешок.
И обернулась.
Никого.
Точнее сидит в углу Антошка, что-то тихо выговаривает мосластому подростку-кошаку, который Антошку слушает превнимательно, будто и вправду что-то понимает. Прочий выводок умудрился разбрестись по покоям. Кажется, кто-то копошился под кроватью, кто-то забрался на лавку, устроившись меж выделанных шкур. Кто-то меланхолично пробовал на прочность стены.
И надо будет уезжать, потому как одно дело, когда коты собственный Стасин дом портят — а она-таки решила все же считать старую усадьбу собственным домом — и совсем другое, когда чужой.
…смешок.
И Бес, тихо дремавший на подоконнике, благо, тутошний отличался приличными размерами, способными не только кошачий вес выдержать, дернул ухом.
Чудится.
Точно чудится.
— А девушки где? — спросила она Антошку, потому как молчание становилось невыносимым. Вот ведь… еще недавно Стася готова была на все, чтобы остаться одной. И осталась. А теперь вот это одиночество невыносимо.
И холодно.
Лето на дворе. А ей холодно.
…тень мелькнула в ногах.
— Так… за сундуками пошли, — Антошка распрямился и миски собирать принялся. — И до лавки. А то ж стыдно сказать, ведьма, а нарядов нету…
Произнес он это с немалым упреком.
— …как завтра людям показаться?
— Как-нибудь, — проворчала Стася, присев на край кровати. И Бес, верно, чувствуя неспокойность её, оставил подоконник, забрался рядом, потерся, урча громко, с переливами.
— Неможно «как-нибудь». Что люди подумают?
— А какая разница, что они подумают? — возразила Стася из чистого упрямства. Ей хотелось скинуть все эти тряпки, которые вновь стали тяжелы, почти неподъемны, натянуть свои джинсы да блузку и…
Антошка нахмурился паче прежнего.
— Отдохнуть вам надобно, — сказал он. — И поесть.
— Я ела.
— Разве ж это еда? Там, перекус малый. Ести надобно нормально, а то ж ить, не пойми, в чем душа держится…
И ушел.
За едой.
— Странно это все, не думаешь? — спросила Стася Беса, который, если и думал, то мысли свои по кошачьему обыкновению предпочитал при себе оставить. — И место это… вот не нравится оно мне и все тут.
