.
Троцкий ответил, что, хотя «этот вопрос не был еще предметом рассмотрения в Брест-Литовске, Советское Правительство, в полном согласии со своей программой, считает, что никто, кроме белорусов, не имеет права решать, какова должна быть судьба Белоруссии. Эту позицию наша делегация будет отстаивать в дальнейших переговорах»>184. Советское руководство не ожидало в тот момент никаких проблем с позицией белорусского представительства, рассчитывая на его лояльность как идее советской власти, так и идее единства Белоруссии с Россией. Слухи о передаче края Польше, таким образом, в тот момент были необоснованными, однако ход переговоров оказался совершенно неблагоприятным для противников отделения от России.
На пленарном заседании мирной конференции 30 декабря 1917 г. (12 января 1918 г.) завязался спор о самоопределении наций и целесообразности приглашения на конференцию представителей тех народов, чья судьба должна была стать предметом переговоров. Дискуссия началась вокруг вопроса, в какой именно момент следует считать, что новое государство образовано и может участвовать в решении собственной судьбы, в частности на текущей конференции. Р. Кюльман, глава германской делегации на этом этапе переговоров, заявил, «народы, живущие на прежней западной границе Российского государства, уже выразили в убедительной для нас (то есть германской делегации. – Д. К.) форме свое желание быть самостоятельными», и он высказал мнение, что мысль об участии этих новых государств в мирных переговорах приемлема>185. Вопрос об участии в переговорах этих новых государств, таким образом, формально зависел теперь от позиции советской стороны, то есть от того, признает ли она национальные органы власти, созданные на этих территориях при немецкой оккупации, легитимными.
Л.Б. Каменев, член советской делегации, заявил, что советские представители не могут «считать выражением воли населения оккупированных областей… заявлений, сделанных теми или другими общественными группами и учреждениями, поскольку эти заявления последовали при режиме чужеземной оккупации и исходили от органов, не только не получивших своих прав при народном избрании, но и вообще прозябающих в пределах, в которых это не противоречит планам оккупационных военных властей»>186.
Он констатировал, что за время оккупации нигде – ни в Польше, ни в Литве, ни в Курляндии – не было создано и не могло быть создано какого-либо демократически избранного органа, который с наималейшим правом мог бы претендовать на роль выразителя воли широких кругов населения. Он огласил декларацию, в которой советская сторона заявила об отсутствии у нее всяких претензий на территории, принадлежавшие ранее Российской империи, если эти территории не желали более находиться в составе России. «Только тогда, – говорилось в декларации, – Российская республика будет чувствовать себя гарантированной от попыток втянуть ее вновь в какие-либо территориальные споры и конфликты, когда она будет уверена, что граница, отделяющая ее от соседних областей, определена свободной волей самих народов, живущих на этих границах, а не односторонним насилием, способным лишь временно подавить эту волю»
