Уголком глаза он поймал белый блеск на горизонте к северу. Он отвернул от солнца и побежал ещё быстрее, чуя охотничий азарт.
Стая бизон-китов, ещё не почуяв его, плыла не спеша, их чёрные горбы поднимались над морем. Время от времени кто-то из них извергал фонтан, пуская высокий плюмаж из воды, душистой от кормления на морских лугах. Он приблизился к ним против ветра на расстояние ста метров, а потом повернул на параллельный им курс, оставаясь, насколько это возможно, в ложбинах между волнами, подныривая под гребни волн. Он насчитал дюжину крупных особей: пять самок, четыре детёныша, двое годовичков и старый самец, давно переживший свой расцвет. Худой Волк почувствовал укол беспокойства. Где вожак? Он поглядел на иссиня-чёрную воду под ногами; что она скрывает? Беспокойство усилилось. Что-то было не так; что? Эта мысль ускользнула от него, быстрая, как рыба.
А затем вынырнул вожак, всего лишь в пятидесяти метрах. Вожак резко приблизился, отрезая Худого Волка от стаи, словно он осознавал хищные намерения Худого Волка. Горб вожака был огромен, покрыт шелковистым белым мехом. Худой Волк разгорячился; он позабыл свои опасения. Здесь был знак, знамение глубочайшей важности.
Вожак пустил фонтан и Худой Волк увидел, что у воды есть слабый розовый оттенок и примесь запаха крови. Ему стало интересно, сколько старых стрел гноится в белых лёгких кита, и его охватила печаль. Он взял из колчана стрелу, увенчанную зазубренным обсидиановым наконечником, наложил её на тетиву и натянул лук. «Пусть моя стрела принесёт тебе покой, Великий», – прошептал он и отпустил тетиву.
Стрела исчезла в боку кита как в прибойной волне. Секунду ничего не менялось.
Красный поток вырвался из дыхала кита, и где он расплёскивался, там волны разглаживались. Кровь стекала с рук Худого Волка, его ступни глубже погружались в море и он почувствовал парализующий страх. Он вспомнил, что люди не могут бегать по океану.
Кит издал звук, не поднимая головы, чтобы посмотреть на своего убийцу.
Худой Волк не мог пошевелиться. Он увидел будущее, которое наступит буквально через один удар сердца: раненный кит вырывается из глубин, острые рога рвут хрупкую плоть Худого Волка, подбрасывая высоко в воздух его изодранные останки. Он ждал, застывший, вечность – а затем кит вырвался на поверхность.
Где должна была быть величественная голова, сверкали дюжины гроздевидных глаз, извивалась сотня тонких мускулистых щупалец. Худой Волк не распознал это существо.
