– Жаль, что я расту так медленно, – вздохнул Брис, – но я стану самым сильным магом, и никто не посмеет тебя обидеть!
– Я верю в это! – торжественно сказала Амелия и обняла детей, плавясь от нежности.
Они еще немного посидели, обсуждая грядущий день, а когда Илана начала зевать, умылись теплой водой и легли спать.
Амелия свернулась калачиком под толстым, уютным одеялом, и уже плыла в полудреме и вдруг… увидела тесное темное помещение, жаркое и не очень чистое, а в нем… Это существо притягивало взгляд. Темные бархатистые крылья, темная, иссеченная рубцами кожа, и… глаза! Вполне человеческие, страдающие глаза!
Амели вскрикнула, когда выпала из сна тяжело дыша, слушая бешенный стук сердца. Сорочка промокла от пота, волосы слиплись, и в целом она чувствовала дурноту. Пробравшись в кухоньку, девушка умылась остывшей водой, подкинула дров в печь, поставила чашку на край печи, чтобы заварить ромашку. Какой пугающий сон! Что это было за существо? И почему его яркие голубые глаза кажутся такими знакомыми?
Не найдя ответа, девушка выпила горьковатый отвар и вновь легла, думая, что будет крутиться до рассвета, но нет, сон слетел на нее пуховым одеялом, и только утренняя возня детей заставила ее открыть глаза, и зевая подняться.
Стены давили. Все тело жестоко ломило. Между лопатками чесалась лопнувшая кожа, которую он умудрился ободрать о стенку. Эммет-Жаккард дю Боттэ то плавал в беспамятстве, вспоминая какие-то невнятные моменты детских лет, то приходил в себя, но думал, что угодил в посмертные чертоги грешников, настолько вокруг было жарко, страшно и пахло каленым железом.
Он не знал сколько прошло времени, где он находится, и почему при каждом движении пот, заливающий лицо превращается в кровавые ручейки. Правда не смотря на удушливую жару он не страдал от голода и жажды, и это тоже было удивительно. Впрочем, через короткое время он понял, что несколько раз в сутки ему просто вливают воду и бульон через обыкновенную воронку.
Это было унизительно и странно, может он ранен так сильно, что не в состоянии держать голову? Или сестрам милосердия просто некогда уделять ему достаточно времени? Помнится после первого ранения к нему заходили строго по часам, меняя повязки, принося лекарства… Задумавшись об этом Эммет повел плечами, и глухо застонал от боли. Все ясно, он плох, возможно умирает. Стоит ли бороться за существование, если все тело будет покрыто шрамами? Он уже выжил однажды и до сих пор помнит, как отшатнулась невеста, увидев незаживший рубец на лбу! А руки? Что с его руками? Почему он не может их поднять? Это оглушающая слабость виновата, или что-то еще? И почему перед лицом маячат страшные черные когти? Тут есть грифы? Или гангуты оставили кого-то присматривать за беспомощным пленником? На этой мысли силы вновь оставили графа, и он скользнул в беспамятство, как делал уже много раз.
