Пришлось заняться ликвидацией последствий урагана — удалять песок, проникший всюду — в одежду, в фотоаппараты, в ящики с приборами, в записные книжки. Долго чистили оружие — у винтовок из-за песка не вынимался затвор, у наганов не проворачивался барабан…
…Между барханами все чаще и чаще стали попадаться глинистые площадки-такыры с одинокими кустиками верблюжьей колючки. Почва на их поверхности растрескалась, и образовались многоугольники. Обычно она очень твердая, но тогда еще не совсем просохла от весенних дождей, и наши лошади оставляли на ней следы. Поверхность такыра казалась безжизненной, но я нередко видел на ней гнезда крупных рыжих муравьев-фаэтонов. Их гнезда торчали как большие кучи земли, вынесенной из-под глинистой корки такыра.
На одном из такыров мы обнаружили временный водоем — «кхак», обнесенный полуразрушенной глиняной стеной — дувалом. В этот водоем туркмены собирали весеннюю дождевую воду.
Позже мы встретили и другие типы временных водоемов, в частности «куйму». Это мелкий водоем, скорее лужа, где вода сохраняется почти до конца мая. Пресной водой из «куйм» и «кхаков» наполняются колодцы. Если в нем уже есть соленая вода, то пресная, как более легкая, плавает поверх соленой. Такие колодцы засыпают песком и отрывают тогда, когда истощится вода в «куймах» и «кхаках».
Сейчас в Каракумах пробурено много артезианских скважин, дающих хорошую пресную воду, но древние способы собирания и хранения воды кое-где сохранились и местами используются до сих пор.
К концу мая, а зачастую и гораздо раньше, вся вода в «куймах» и «кхаках» высыхает, и дно их превращается в твердую, раскаленную под лучами горячего солнца глиняную корку. Казалось, что в таких условиях никакая жизнь невозможна. Однако, фильтруя воду через планктонную сеть, мы нашли там большое видовое разнообразие коловраток, ракообразных — циклопов, дафиний и жаброногов-хироцефал. Встретились и личинки комаров.
…Обилие жизни в водоемах и колодцах важно и интересно для ученых, но весьма неприятно для потребителей воды. Иной раз, наклонившись над бочонком, чтобы набрать воды во фляжку, я отшатывался при виде сплошной массы кишащих там жаброногов величиной с половину спички.
В одном из встреченных нами аулов, в Кара-Мурате, мы застали картину тогдашнего быта туркмен в пустыне. Даже первые впечатления говорили о том, что в ауле сохранился еще феодальный строй и сословные различия: кто побогаче, жил в хороших юртах, победнее — в примитивных шалашах. У первых было много скота, особенно курдючных овец. Мы поинтересовались, надолго ли хватает аулу весенней воды в «кхаке». Оказалось, что запас этот не так мал — воды для 1 000 овец хватало на 20–30 дней. Потом аул снимается с места и откочевывает к своему родовому колодцу, до поры до времени засыпанному песком…»
