Так было всегда: еще два войска стоят друг напротив друга, на туго натянутых тетивах лежат стрелы, готовые сорваться, и только ждут команды, но уже высоко-высоко в небе парят стервятники. Еще живы те, кем они скоро насытят свои желудки. Еще живы, но уже избраны смертью.
Он вглядывался в лица своих товарищей и, не без ощущения себя неким сверхчеловеком, гадал, кто же из них не сегодня-завтра станет — непременно станет, ибо практически в каждом бою бывают потери, — его безмолвным курьером. Ребята смеялись, переругивались, обменивались тычками, травили анекдоты, пели под гитару, вспоминали о доме и родных, а он гадал: «Кто и когда? Кто и когда?», — и, смотря на живых, начинал осторожно позволять себе представлять, как он будет делать ЭТО с их мертвыми телами. С которым из них? Ледяной озноб пробегал по спине, и — вместе с тем душу наполняло холодное торжество, предвкушение будущей удачи, в которой он не сомневался.
* * *
С вечером пришла благословенная прохлада. Ребята отдыхали.
— А вот еще был такой случай с моими соседями… Можно сказать, криминальный, — начал Ринат, удобно привалившись спиной к шероховатому теплому стволу искалеченного войной дерева.
— Ну-ка, ну-ка, давай, расскажи нам.
— Дело было так. У нас квартира соседняя была коммуналка. В одной комнате жила бабка, противущая до невозможности, хитрая, жадная, а сама с виду елейная такая, благостная, все в церковь бегала и бога через слово вставляла. Вот как ты материшься, — обратился Ринат к Лехе, — так она бога вставляла. А в другой комнате жили муж и жена, вечно собачились. Он мужик-то был неплохой, все чего-то мастырил, кому-то что-нибудь вечно чинил, а жена такая… такая… ну, сухарь. Такая, губки узкие, пальчики врастопырку… Вредная была очень.
— Почему «была»? Он ее убил, что ли?
— Да подожди ты, послушай… Вот она его все время поедом ела. И то ей не так, и это ей не так… И чего он чужим все бесплатно чинит, вместо того чтобы подхалтурить, лишнюю копеечку в дом заработать… В общем, скандалы у них были — просто кошмар какой-то, так иной раз орала она, так орала… Ну и однажды…
— Он решил ее убить!
— А вот и нет, он решил ее припугнуть маленько, чтобы поняла, какой он хороший. Оценила, так сказать. Подгадал он время, когда она с работы приходит, пришел с работы чуток пораньше нее, встал на табурет, пропустил веревку у себя под мышками, сзади, на затылке связал узлом, надел пиджак, чтобы обман сразу в глаза-то не бросился, веревку к крюку, на котором люстра висела, прикрепил и стоит на табурете, ждет. А дверь-то в комнату приоткрытой оставил. Вот слышит он: входную дверь ключом открывают. Ну, он подумал, что жена, и аккуратненько так шагнул с табуретки и завис, голову вниз, язык для верности высунул, глаза выпучил. Висит, ждет, что сейчас жена войдет, увидит, что он повесился, и пожалеет, что была такая стерва…
