Политическая жизнь русских эмигрантов в Париже протекала довольно бурно. Наряду с серьезными организациями, действительно пытающимися что-то предпринять, возникали и рассыпались в прах различные общества, партии, фракции с громкими, пафосными названиями и лозунгами, также имевшие своей целью спасение России от красной чумы. Многие несли туда последние крохи своих сбережений, и кто-то хорошо грел на этом руки. Писались воззвания, манифесты, общества то объединялись, то враждовали между собой. Демагоги, прозевавшие Россию, красиво словоблудили, распаляя себя и присутствующих, и прения зачастую кончались попойками, мордобоем, а то и поездками в веселые дома. Григорий Львович было с жаром ринулся в политику, но быстро разочаровался в этом неблагодарном деле, забросил все и заскучал. В жизни оставался только один интерес: война с Прасковьей Васильевной. Но в любой войне бывают временные перемирия, и после одного из таких затиший Прасковья Васильевна с удивлением обнаружила, что находится в интересном положении.
Появление наследника повлекло за собой перестановку сил. Григорий Львович взял управление домом на себя, и вроде бы все шло хорошо. Прасковья Васильевна занималась сыном Левочкой и в дела особо не вникала. Через два года обнаружилось, что доходный дом заложен, а ценными бумагами, которые на эти деньги приобрел муж, можно только оклеить ватерклозет. Прасковья Васильевна продала еще часть бриллиантов, закрыла брешь в бюджете и снова отлучила Григория Львовича от дел. А потом как-то все пошло вкривь и вкось. Жильцов становилось все меньше и меньше, жизнь дорожала, деньги утекали. Левочка часто болел, а доктора тоже стоили недешево. Квартиры постоянно требовали мелкого ремонта, а сам дом потихоньку ветшал, и нужно было решать вопрос о капитальном ремонте. Время от времени Прасковья Васильевна расставалась то с одним камешком, то с двумя, ручеек катастрофически иссякал и пополнить его было нечем.
Левочке исполнилось двенадцать лет, когда родилась Дашенька. Ревнуя родителей к сестренке, Левочка захандрил, стал капризным и нервным, похудел, побледнел, и в дом опять стали захаживать доктора. Как-то раз, таясь под дверями, он услышал о возможном развитии чахотки, и в тот же день начал легонько покашливать. Мальчик он был умный и уже достаточно взрослый, поэтому не действовал напрямую, но никогда не забывал кашлянуть, когда в соседней комнате были папа или мама. Левочку таскали от светила к светилу, но никто туберкулеза так и не обнаружил. Ну, покашливает мальчик, это вполне может быть нервное… Прописали активный образ жизни, свежий воздух, усиленную физкультуру, контрастные обливания. Последнее Левочке страшно не понравилось, как, впрочем, и то, что родители успокоились, и он стал время от времени отсасывать из десен кровь и оставлять плевок на носовом платке. Родители пришли в ужас, и нашли, наконец, толкового врача, который сообразил, что в данном случае можно безбоязненно и достаточно долго доить семью. Все силы были брошены на восстановление Левочкиного здоровья, все внимание было сосредоточено на мальчике, ему была отдана вся любовь, а Дашеньку, не доставлявшую хлопот, отдали в руки русской няньки и особо ей не интересовались: здорова — и слава богу.
