Места эти были давным-давно покинуты, став жертвой Голготтерата за века до того, как Первый Апокалипсис без остатка сокрушил сынов Норсирая. Ему было больно дышать, даже просто ступая тут… даже просто пересекая Дальний Вуор, как некогда это сделал Сесватха. Отныне и впредь, осознал старый волшебник, это всегда будет так, ибо с каждым следующим днём ему предстоит миновать всё более и более проклятые земли. Они уже подобрались близко – безумно близко! Скоро они увидят их – сияющие образы из его кошмаров – восставшие на горизонте золотые бивни, вознёсшиеся выше горных вершин и пронзающие всё, что на свете осталось истинного…
Сама мысль об этом заставляла его задыхаться, ощущая, как конечности будто вскипают чистым ужасом.
– Ты опять чего-то бормочешь, – пискнула где-то сбоку Мимара.
– И о чём же? – рявкнул Акхеймион, к собственному удивлению и задетый и возмущённый.
Учитывая всё, что им довелось пережить вместе, кто бы мог подумать, что они будут всё так же трусить, имея дело друг с другом. Но, в конце концов, такова, видимо, была их любовь – всегда побаиваться слов и речей спутника.
Мимара, само собой, трусила меньше. Она всегда первой проявляла твёрдость и потому постоянно была готова досаждать и изводить его.
– Кто такой Наутцера? – целенаправленно давила она, не давая сбить себя с мысли.
Вздрогнув и поёжившись, он прямо на ходу посильнее укутался в гнилые одежды.
– Избавь меня от своей назойливости, женщина. Мои раны и без того болят…
Акхеймиону пришлось страдать чересчур много, чтобы он мог обладать душою щедрой или хотя бы искренней. Быть несчастным означает лелеять свои обиды, размышлять над рубцами и плетьми – как над отметинами, так и над инструментами, их оставившими. Трудясь над запрещённой историей Первой Священной Войны, он в равной степени трудился над историей своего собственного падения. Чернила даруют всякой душе роскошь невинности. Писать что-либо означает быть проворным там, где все прочие замирают на месте, означает иметь возможность насиловать факты словами до тех пор, пока те не начнут рыдать. И посему старый волшебник составил списки злодеев и счёл все их преступления. В отличие от прочих озлобленных душ, ему были известны все подробности того, как он сделался жертвой, ибо он выведал и исчислил их с самоотверженной скрупулёзностью учёного. И давным-давно он установил тот факт, что Наутцеру следует считать величайшим из преступников.
Даже спустя все эти годы он мог слышать, как голос этого подлеца скрипит средь мрачных сводов Атъерса:
