А теперь и Мясо.
С поспешностью слабовольных мужи Ордалии готовились выступить, обращая в труды и заботы весь груз ужаса, скопившегося внутри их сердец. Но ужасали их не те наполненные дикостью и безумием ночи, что остались позади, а те дни, что им теперь предстояли. Мясо закончилось! А они ушли прочь с полей, где остались лежать шранчьи туши. Сколько должно минуть дней, чтобы гниение сделало мясцо тощих сладковатым на вкус? Сама мысль об этом была подобна болезненному падению в какую-то яму. По коже струился пот, а голову жгло от боли. Повсюду, куда ни глянь, люди жадно сглатывали слюнки, без конца преследуемые воображением, подсовывавшим им ощущение и вкус хорошенько прожаренных и умащённых жирком кусочков, медленно тающих прямо во рту. И они поспешали, дабы не позволять медлительности ещё сильнее терзать их души буйными фантазиями… воплощающими миражи, что не способно было призвать пристыживающее солнце. Существует способ, с помощью которого люди могут сделать подспорьем терзающий их голод, превратить его в нечто вроде рычага, способного усилить ту часть их природы, что следовало бы называть бо́льшей. Когда-то люди сумели распрямить свои спины и подняться с четверенек, повинуясь изменениям, случившимся с их душами, – тому фанатичному упрямству, что распространяется тем сильнее и дальше, чем большие уродства кроются внутри.
Святое Воинство Воинств выступило без приказа и какого-либо порядка. Воняющие прогорклым жиром кучки людей перемещались в согласии не большем, чем двигаются комки грязи, оказавшиеся в одной и той же лужице масла, медленно стекающего то тоненькими струйками, то чуть более плотными сгустками прямо по бесстыжему лобку мироздания. Древние кости хрустели под поступью бесчисленных ног. Небо обрушивало на их головы ту ошеломляющую пустоту, что придаёт ясным осенним денькам отчётливое предощущение подступающей зимы. Воздух казался каким-то слишком разреженным, чтобы суметь по-настоящему раздуть тот огонь, что медленно расползался по их конечностям. Никто не поднимал голоса даже ради разговоров, не говоря уж о песнях или псалмах, ибо этот переход стал для них, скорее, некой возможностью с головой погрузиться во внутренние протесты и самоувещевания, поводом исчислить и обдумать все злополучные ошибки, что привели к тому бедственному положению, в котором они очутились.
И что же им теперь есть?
Мужи Ордалии шли по напоминающей разрытую могилу равнине, раскинувшейся до самого горизонта. Они продвигались вперёд различающимися даже внешне отрядами и группами: тидонцы с переброшенными через левое плечо бородами, айнонцы, несущие свои щиты, будто бороны, нансурские колумнарии с водружёнными на головы походными мешками. И, несмотря на свой весьма неопрятный вид, они споро шагали, лучась какой-то живостью, а грозное выражение лиц выдавало охватившее их рвение.
