Я понял, что должен, не жалея сил, подняться на защиту Сыра и убедить Флоренс не придавать значения его проступку, из-за которого она теперь дышит как астматик и разбрасывается бранными эпитетами. Настал миг, когда мне надо явить красноречие и проникновенность, щедрой рукой лить масло на взбаламученные воды и вылить хоть все до капли, если будет необходимость.
— Черт возьми! — воскликнул я.
— Что значит «черт возьми»?
— Просто «черт возьми», и все. В порядке возражения.
— Ты не согласен со мной?
— Я нахожу, что ты к нему несправедлива.
— Ничуть.
— Отличный малый Чеддер по прозвищу Сыр.
— Ничего подобного.
— Тебе не кажется, что благодаря таким, как он, Англия возвысилась до нынешних вершин?
— Нет.
— Нет?
— Я сказала, нет.
— Да, верно. Ты сказала, нет.
— Просто орясина.
Орясина… Рясина… Это вроде бы такая штуковина, которую надевают священнослужители? Чем она, интересно знать, похожа на Сыра? Но не успел я приступить к расследованию, как Флоренс выдала продолжение:
— Он был возмутительно груб, и не только со мной, но и с папой. А все потому, что папа не позволил ему арестовать человека, который забрался в сарай.
Тут я сразу все понял. Мне стало ясно, в чем дело. Я, если помните, удалился от группы Сыр — Флоренс — дядя Перси в тот момент, когда последний наложил вето на попытку молодого и многообещающего полисмена сцапать Дж. Чичестера Устрицу. Так что заключительный комментарий Сыра тогда не достиг моих ушей. А он, по-видимому, высказался смачно. Сыр, как я уже упоминал, — мужчина с сильными страстями и сгоряча за словом в карман не лезет. Я вспомнил то время, когда в Оксфорде занимался греблей и нашим тренером был Сыр. Если то, что он сегодня сказал дяде Перси, хоть немного приближается к его тогдашним замечаниям насчет моего живота, отношения, бесспорно, должны сделаться натянутыми. Сердце у меня защемило, когда я попробовал представить себе эту сцену.
— Он сказал, что папа препятствует работе полиции и что из-за таких людей, как он, лишенных чувства гражданского долга, в стране нарастает волна преступлений. Он сказал, что папа представляет собой угрозу обществу и на него ляжет вся ответственность, если половина жителей Стипл-Бампли будет зарезана в постели.
— Ты не думаешь, что это была шутка?
— Нет, я не думаю, что это была шутка.
— Говоря так, он не подмигнул левым глазом?
— Он не делал ни малейшей попытки подмигнуть ни левым глазом, ни правым.
— Ты могла не заметить. Ночь темная.
