— С чего ты взял?
— Она со мной только что говорила о нем. При этом употребила выражение «ослиное упрямство», призналась, что все это ей чертовски надоело и она просто не знает, что делать. И вообще, я бы сказал, она произвела на меня впечатление барышни, которая вот-вот даст своему милому отставку и возвратит колечко и подарки. Чуешь, чем это мне грозит?
— Ты намекаешь на то, что, если она расстанется с Сыром, ей может прийти в голову снова взяться за тебя?
— Да, я намекаю именно на это. Надо мной нависла страшная угроза. В результате еще одного кошмарного сечения… то есть стечения, мои акции у нее в настоящее время поднялись на ужасающую высоту, и в любой момент может произойти все, что угодно.
Я коротко описал Нобби происшествие со Спинозой и «Сплином и розой». Она выслушала и задумалась.
— Знаешь, Берти, — промолвила она, помолчав, — мне всегда казалось, что изо всего множества своих женихов Флоренс на самом деле хотела выйти за тебя.
— О боже!
— Сам виноват, что ты такой симпатичный.
— Возможно, да что теперь сделаешь?
— Но все-таки я не понимаю, из-за чего ты так нервничаешь? Если она сделает тебе предложение, просто залейся нежным румянцем и взволнованно произнеси: «Мне так ужасно жаль! Ты сделала мне самый большой комплимент, какой может женщина сделать мужчине. Но это невозможно. Останемся, как до сих пор, друзьями, ладно?» И все дела.
— Ничего подобного. Ты что, не знаешь Флоренс? Станет она делать предложение, дожидайся. Она просто оповестит меня, что наша помолвка опять в силе, как гувернантка оповещает своего воспитуемого, что он обязан доесть шпинат. И если ты воображаешь, что у меня хватит характера выйти против нее с nolle prosequi[16]…
— С чем?
— Это у Дживса такая присказка. Означает: «На-ка, выкуси». Так вот, если ты воображаешь, что я способен за себя постоять и послать ее куда подальше, то ты сильно переоцениваешь храбрость Вустеров. Нет, ее надо помирить с Сыром. Другого выхода нет. Послушай, Нобби. Вчера я написал тебе письмо, в котором изложил свой взгляд на Флоренс и просил тебя сделать все возможное, чтобы открыть Сыру глаза на то, что его ждет. Ты прочла его?
— От первой до последней строчки. Оно произвело на меня сильнейшее впечатление. Я и не подозревала, что у тебя такой живой повествовательный стиль. Напоминает Эрнеста Хемингуэя. Ты, случайно, не печатаешься под фамилией Хемингуэй?
Я отрицательно мотнул головой:
— Нет. Единственное, что я в жизни написал, — это статью «Что носит хорошо одетый мужчина» для журнала «Будуар элегантной дамы», но она вышла под моей собственной фамилией. Я вот что хочу сказать: не обращай внимания на мое письмо. Теперь я всем сердцем — за этот брак. Желание спасти Сыра меня полностью оставило. Кого я стремлюсь теперь спасать, так это Б. Вустера. Так что будешь разговаривать с Флоренс, расхваливай Сыра на все корки. Пусть поймет, какое сокровище ей досталось. А если ты имеешь на него влияние, постарайся его уговорить, чтобы он бросил эту дурацкую затею с полицией и согласился выставить свою кандидатуру в парламент, как того желает дама его сердца.
