О Боге, смерти и любви | страница 32



Я уселся поудобней на камне, выпрямился, нашел плоскую платформу из известняка, положил на нее лист бумаги и начал рисовать. Сначала только контуры. Рука как будто летает над бумагой, как бабочка над цветком. Да, порхает, только контуры. Порхает, играется. Сейчас главное линия, надо прочувствовать, ее, женщину. У каждой женщины есть своя неповторимая линия. Именно в ней сокрыта гармония любви. Быть может, та, что проходит по плечу? Иль та, что спускается к черному, манящему треугольничку? Ан нет, вот, грудь и сосочек. Да, возбужденный сосок. Это концентрация и медитация. Упавшая звезда здесь предо мною. Рождение в замкнутом теле одной женщины. Она смеется, она не понимает, что она значит для меня теперь. Вино играет с ней в веселые игры? Что ж, это прекрасно, как и она сама, когда вот здесь и в эту секунду передает мне самое главное, что в ней есть. Нет, не тело. Любовь, рождение, свою жизнь. Она не замечает, как я краду ее самое важное, то, что больше никогда и никто не сможет у нее взять. Нет, я не даю ей ничего взамен. Плоть и страсть. Да, в этих словах сокрыта сила, но не та, которую я краду, словно нищий, голодный, умерщвленный, продавший свою душу дьяволу человечишка. Я краду тогда, когда она этого не замечает. Когда я властен. Нет! Когда беззащитен. Когда в ее красоте, открываю волшебство окружающего мира. Вот в этом штрихе, или в этой самой линии, которую ищу каждое мгновение... Вор не знающий своего желания, вор, который тащит самое ценное, что есть у девушки, у девы - ее улыбку. Я ее украл тогда, вчера, когда, пылая, сгорая дотла, мы пили чашу греха, теперь осталось ее вернуть. Да, надо вернуть.

Вовка был прав, так происходит всегда.

- Уже поздно, давай, я тебя накрою?

- Поздно? - спросила она сквозь веселое икание. - Но ведь все только начинается? Ты закончил рисунок?

- Да, позволь тебя укрыть. Ты славно потрудилась для меня, поспи, завтра будет лучше.

Она проснется в своей палатке. Долго не будет понимать, почему в своей, а не в моей, где я, что произошло? Она не заметила, как вчера в свете Луны и очага, я поставил ее палатку, собрал свою. Уложил ее, надел на себя рюкзак, положил ей под руку рисунок и ушел.

Там, на бумаге, ей все объяснит несколько слов:

"Портрет, рисуемой мною, каждый раз новый. Для каждой девушки. Пока... Пока он не получится. Тогда я беру его, беру ластик, закрываю глаза, представляю себе ее и стираю... мысленно, проводя рукой с ластиком по бумаге, и все начинается заново.