Она обнаружила, что забыла дома телефон. Снова села, стала вытряхивать на сиденье сумку, уронила пудреницу, за лифчик зацепились наушники. Мелькнула мысль, что носить этот лифчик небезопасно. Не могла она забыть телефон. Если забыла, значит, придется возвращаться домой, находить объяснение, что-то придумывать. Да она и не забывала, вот он. И все время здесь лежал. Она стала убирать вещи обратно в сумку. Чувствовала, что все на нее смотрят. Что весь поезд насмехается над ее паникой и пылающими щеками. Адель открыла маленький телефон-раскладушку и рассмеялась, увидев первое имя.
Адам.
Как бы то ни было, терять ей нечего.
Хотеть – значит уже сдаться. Плотина рухнула. Что толку удерживаться? Жизнь лучше от этого не станет. Сейчас она рассуждала, как курильщица опиума или картежница. Она так радовалась, что несколько дней удавалось противиться искушению, что позабыла, как оно коварно. Она встала, приподняла засаленную задвижку, и дверь открылась.
Станция «Мадлен».
Адель проталкивалась через толпу, волной хлынувшую к поезду – искала выход в город. На бульваре Капуцинок она бросилась бежать. «Пусть он будет дома, пусть он будет дома». Проходя мимо универсальных магазинов, подумала, не бросить ли эту затею. Здесь можно сесть на метро и по девятой ветке по прямой добраться до офиса как раз к редакционному совещанию. Постояла у входа в метро, закурила. Прижала сумку к животу. Ее заметили стоявшие неподалеку цыганки и двинулись к ней, все замотанные в платки, с выпрашивающими денег плакатами в руках. Адель ускорила шаг. Плохо соображая, пошла по улице Лафайет не в ту сторону, затем вернулась назад. Улица Блё. Набрав код, она вошла в подъезд, взлетела по лестнице так, будто за ней гнались, и постучала в тяжелую дверь на третьем этаже.
– Адель… – Адам улыбнулся, глядя на нее припухшими со сна глазами. Он был голым.
– Ничего не говори. – Адель сняла пальто и набросилась на него. – Пожалуйста.
– Ты бы хоть позвонила… Еще и восьми нет…
Адель уже разделась догола. Она царапала ему шею, тянула за волосы. Дразня ее, он возбудился сам. Он сильно толкнул ее и закатил пощечину. Она схватила его член и ввела в себя. Прислонившись к стене, она чувствовала, как он входит в нее. Смятение рассеялось. К ней вернулись привычные ощущения. На душе стало легче, мозг был опустошен. Она вцепилась в ягодицы Адама, направляя в его тело собственные движения – сильные, грубые, все более быстрые. Она пыталась добиться какого-то результата, ей овладела адская ярость. «Еще, еще сильнее!» – кричала она.
