— Быстрее! — шепчу я, обращаясь, скорее, к себе самой, чем к Пейшенс, которая бежит мне навстречу по территории порта. Вся, позеленев, она тоже тащит тачку с рыбными отходами, среди которых, вся съёжившись, — Мали.
Сама я стою в тени, которую бросает носовая часть корабля и делаю вид, что вычищаю свою тачку. Конечно, мне неизвестно, принято ли это здесь, но так как на меня по-прежнему никто не обращает внимания, прихожу к мысли, что то, что я делаю, пожалуй, выглядит нормально.
Наконец Пейшенс догоняет меня и выбрасывает содержимое своей тачки (в том числе, и Мали) в море.
Моя собака тут же начинает плыть в своей собачьей манере за оторванной рыбной головой, и я шикаю:
— Мали, нет!
К счастью, она слушается. Редко случается такое, что её животные инстинкты перебарывают послушание, которому её научили в школе стражей.
«Отнять у собаки животную сущность тяжело», — однажды сказал наш общий тренер. — «Отключить у вас человеческое намного проще». И, несмотря на это, вот оно, покалывание в моей груди, которое причиняет боль при каждой мысли о Сае. Боль, которая вовсе не кажется мне не человеческой и которую я могу вынести, лишь намеренно вытесняя.
— Так, ты — следующая. Вперёд. — Я протягиваю Пейшенс руку, но она вовсе не собирается двигаться с места.
Из акватории до моего слуха доносится только тихий плеск волн.
— Ну давай же. — Я вновь проверяю окрестности. Женщины с тачками, рыбаки, изнурённые тасканием сетей, но никаких шпиков. Пока никаких. — Быстро.
Пейшенс глубоко вздыхает, потом подходит к краю и глядит на пенную воду. Мали радостно плывёт ей навстречу, широко раскрыв пасть, вывалив язык и быстро и громко дыша. И этому не стоит удивляться, потому что для неё зловонная рыбная жижа, должно быть, как манна с небес.
— Боже мой! — шепчет Пейшенс.
Я в полной растерянности. Если я просто столкну её в море, она, вероятно, завизжит и привлечёт к себе внимание рабочих. С другой стороны, она и без того сейчас бросается в глаза, стоя здесь вот так и с таким отвращением смотря на волны.
