Милая, 18 | страница 45
Ой, Толек, ради Бога, мы знаем, почему мы сионисты.
— Чтобы оставаться сионистами, мы должны быть сионистами, то есть действовать как сионисты... — едва выкарабкивался он из коварных дебрей логики. — Ферма — это сионизм в действии. Мы должны непрерывно обучать наших людей во имя конечной цели — есть война или нет войны.
Тут Толек пересел на другого конька. ”Бесспорно, заведующий учебной фермой он великолепный. До него мы и сорняков выращивать не умели, — думал Андрей. — А теперь три наши молодежные группы основали три цветущие колонии в Палестине. Вот если бы он еще не был так полон своей священной миссией...”
— Побывав там лично... — продолжал Толек.
”Ну, говори, говори...”
— В Жолибоже, — вступила Сусанна Геллер, — бетарский детский приют — один из лучших в Польше. У нас на попечении двести малышей. Все они — будущие поселенцы Палестины. Война приведет к нам много новых сирот, дороже них у нас нет ничего на свете...
”Толек ратует за свою ферму, Сусанна — за свой приют, Анна — за нерушимое единство, а Ирвин зевает. Добряк Ирвин Розенблюм, наш ответственный за информацию и воспитание, — ему, слава Богу, нечего сказать. Он сионист-социалист[26]. К нам примкнул в поисках интеллигентного общества, в основном в лице Сусанны Геллер. Интересно, когда они наконец поженятся? Сказал я Стике про левое переднее копыто Батория или забыл? Нет, я велел ему показать Батория ветеринару. Или все же забыл? Так неожиданно пришлось уехать...”
— Ну, а ты что думаешь, Андрей? — спросил Александр.
— Что?
— Я спрашиваю, не хочешь ли ты высказать свое мнение.
— Конечно, хочу. Если придут немцы, мы уйдем в леса и будем сражаться.
У Толека даже шевелюра как-то осела, когда он поднял палец и заявил, что Андрей никакого удержу не знает. Андрею же сегодня не хотелось спорить ни с кем — ни с Толеком, ни с Сусанной.
— Как можно заранее что-то решать? Кто знает, что может случиться? — раздраженно спросил Толек.
Брандель поспешил вмешаться и предупредить словесную перепалку. Он произнес несколько умело составленных фраз о великой мудрости сионизма, в котором есть место разным точкам зрения, и собрание кончилось на мирной ноте.
Когда все ушли, Андрей, оставшийся у Бранделя, засел за шахматы с его сыном Вольфом.
— Как кавалерийский офицер, я тебе покажу, как нужно пользоваться конем, — сказал Андрей, выдвигая своего коня против слона Вольфа.
Вольф тут же снял этого коня, и Андрей почесал в затылке: проиграть не стыдно, мальчишка в шахматах — маг и волшебник.