Теперь или никогда! | страница 74
— Безусловно согласен с вами.
Глава семнадцатая, в которой Петр Петрович делает неожиданное для себя открытие
Иногда случается такое: множество событий, которых с лихвой хватило бы на целую неделю, выпадает на один день. Всего лишь на один день.
Так случилось и на этот раз.
Днем, в начале первого, в фотографию явился не кто иной, как сам капитан Хесслер. Капитан был, как и обычно, холодно надменен, цедил сквозь зубы слова, и переводчик, пришедший вместе с ним, объяснил Петру Петровичу, что господину капитану угодно, чтобы его сфотографировали, так как он желает послать свои карточки на родину.
— С превеликим удовольствием, — привычно ответил Петр Петрович.
Хесслер скинул свою щегольскую, дорогого сукна шинель, остался в мундире, увешанном орденами.
Хесслер вынул расческу, причесал перед зеркалом волнистые волосы, пристально разглядывая свое красивое холеное лицо.
Потом сказал переводчику несколько слов. Переводчик откланялся.
— Я больше не нужен господину капитану, а вы, надеюсь все поняли.
— Я все понял, — подтвердил Петр Петрович.
И вот они остались одни — старый фотограф и капитан Хесслер. Мити не было, должен был прийти с минуты на минуту.
Петр Петрович усадил Хесслера на стул. Чуть повернул его голову набок, едва касаясь ее руками.
— Попрошу вас сидеть вот так…
Сделал несколько снимков.
— А теперь поверните голову вот сюда…
Хесслер послушно исполнил его просьбу.
— Все в порядке, — сказал Петр Петрович, — готово, фертиг.
Хесслер встал со стула. Одернул на себе мундир. Снова расчесал волосы. Потом подошел к Петру Петровичу. Огляделся по сторонам и вдруг сказал тихо, ясно и четко произнося русские слова:
— Не могли ли бы вы снять меня? Размер кабинетный, на темном фоне.
Петр Петрович ошеломленно взглянул на него. Он мог ожидать всего что угодно, решительно всего, но то, что сказал этот выхоленный, надменный немец, совершенно поразило его.
— Не могли ли бы вы снять меня? — снова повторил Хесслер, выразительно выделяя каждое слово.
Петр Петрович постарался справиться со своим замешательством.
— Нет хорошей бумаги.
— Бумагу достанем.
Хесслер вынул из кармана маленький квадратик картона.
— Такой годится?
— Да, — машинально ответил совершенно потрясенный фотограф. Он все еще никак не мог прийти в себя. Подумать только, этот ариец, не сказавший с ним ни единого слова, оказывается русский, мало того, он связан с подпольщиками, он — свой!
А Хесслер продолжал все так же тихо:
— Передайте всем, кому надлежит передать: напали на след подпольщиков…