— Тебе не понравилось? — огорчилась Эмма.
— Ты не думаешь, что он ест слишком много?
Жена посмотрела удивленно.
— Но ведь ты всегда считал, что у ребенка должен быть хороший аппетит. Он не должен капризничать и ковыряться, должен есть, что дают, и просить добавки.
Эмиль поднял голову и улыбнулся. Он вел себя так, как я от него ждал. Все исполнялось в точном соответствии с моими пожеланиями.
Отодвинув тарелку, я вышел из-за стола. Наступил вечер. После душа я сидел в нашей спальне, слушая, как Эмма читает Эмилю сказку на ночь. Мне казалось, что стены надвигаются на меня, что я заперт здесь, в этой уютной, дорого обставленной комнате, и медленно схожу с ума.
Эмма вошла и сказала:
— Хочешь, посмотрим фильм на ночь?
Я промолчал.
Она присела на край кровати и провела ладонью по моей щеке.
— Ты устал. Хочешь, я помогу тебе расслабиться?
Ее игривый тон был совсем некстати. Неужели она не видит, что мне не до этого? Впрочем, нет, конечно. Не видит.
— Давай лучше спать.
— Конечно, — легко согласилась Эмма, не выказав и тени обиды. — Не забудь принять свои таблетки. Принести воды?
Кукла. Заводная кукла, вот она кто. В ней нет истинной жизни, потому она и не способна возразить, рассердится, разгневаться.
«Разумеется, нет. Ведь она такова, какой ты хотел ее видеть. Какой ее создал… Кто?» Это было дико и неправильно, но я впервые задумался (точнее, позволил себе задуматься), кто они такие — Эмма и Эмиль? Откуда пришли в мою жизнь?
На этот раз уснуть не удавалось. В доме было тихо, но в этой тиши не чувствовалось спокойствия. В ней было растворено (а может, мне так лишь казалось?) что-то похожее на ожидание. Так бывает, когда стол накрыт, а гости все не идут: в воздухе разливается нетерпеливое предвкушение.
Против обыкновения я долго ворочался без сна, моя жена лежала рядом тихо, как мышка, и я думал, что она спит, но в какой-то момент посмотрел на нее и, в свете луны, увидел, что глаза ее открыты, и Эмма, не моргая, смотрит в потолок.
Остатки сна как рукой сняло.
Волей-неволей я то и дело тихонько оборачивался к ней и видел одну и ту же картину: застывшее тело, поднятое к потолку лицо, широко распахнутые глаза. Было три часа ночи, когда я встал и вышел из спальни.
— Ты куда? — спросила Эмма. Голос звучал чисто и звонко. Ясное дело, она ведь не спала.
— В туалет, — грубовато бросил я и вышел.
Но пошел не ванную комнату, а в детскую. Мне хотелось убедиться, и я убедился. Мой сын (один Бог знает, что за существо я все эти месяцы называл сыном!) лежал на боку. Я подошел ближе и убедился, что глаза его открыты.
