Если Лелак ожидал, что комиссар похвалит его за блестящие умозаключения, то очень ошибался. Корентэн только что-то проворчал, достал трубку и принялся набивать табаком.
— Предчувствие?
— Ну, так… то есть…
— Ты кто, провидец?!
Альбер счел за лучшее промолчать.
— Он там был? — спросил Корентэн после полуминутной тягостной паузы.
— Был.
— С кем?
— Один.
— Тогда все летит к черту.
Шеф с удовольствием закурил. Казалось, ему доставляет радость портить настроение своим людям.
— Он остался у них и на приеме. Может, там подцепил кого-то.
— Почему ты начал не с этого? Кого?
— Не знаю. Надо сходить в, театр еще раз с фотографией Дюамеля. Конечно, должен пойти человек, который говорит по-португальски.
— Да? А что тем временем будешь делать ты? — спросил Корентэн тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
Сначала Альбер хотел было сказать, что желает вообще отфутболить это дело. Но он знал, когда нельзя сцепляться с комиссаром.
— Хочу еще раз пойти на квартиру Дюамеля и посмотреть его картотеку. В ней есть тот велосипедист Гастон Параж, который умер во время тренировки. В его крови нашли амфетамин. Интересно, есть ли об этом случае какие-нибудь сведения у Дюамеля.
Корентэн молчал, и Лелак, ощущая неловкость, продолжил:
— И еще я сходил бы на тот химико-фармацевтический завод, посмотреть, что там делается. А потом в редакцию «Пари суар». Любопытно, что скажут о Дюамеле его коллеги, каким он был человеком. Надо потолковать кое с кем из тех, кто был на новогоднем вечере у главного редактора Лафронда. Бришо считает, что Дюамель там подцепил женщину, возможно жену главного редактора. В картотеке Дюамеля отсутствует его первая женщина за этот год, а Лафронд был с нами у него на квартире.
— Мнение Бришо мне известно. Сейчас я тебя спрашиваю.
— У меня нет мнения, — ответил Альбер и поглядел в глаза комиссару. Хватит с него допроса!
Вероятно, он ответил резче, чем следовало. В кабинете наступила тишина, лишь откуда-то издалека слышался быстрый, отрывистый стук машинки. Над головами колыхался трубочный и сигаретный дым. На столе — сдвинутые пустые чашки из-под кофе, в косо падающем свете видно, как обтрепаны обои.
— Ну, значит, пойдешь в театр, — заговорил наконец комиссар. — И на химико-фармацевтический завод, и к Дюамелю, и в редакцию, и всюду, куда нужно пойдешь ты.
— Понял.
Альбер встал. Он знал, что следовало дождаться конца совещания, но был не в состоянии держать себя в руках. Выходя, он чувствовал спиной взгляды коллег, сожалеющие, сочувственные взгляды.
