Стараясь уловить логику многих вопросов Стефана, Корчак задумался над тем, насколько по-иному видят дети вещи и явления, чем взрослые. Когда Стефан спросил: «Из чего сделаны зернышки мака? Почему они черные? Можно собрать в одном саду полную тарелку мака?» — Корчаку стало ясно, что понятие мальчика о саде охватывает четыре, возможно, пять идей. Тогда как его собственное включает их сотню, а то и тысячу. «Именно тут прячутся корни многих словно бы нелогичных детских вопросов, — указывает он. — Нам трудно находить общий язык с детьми: они употребляют те же слова, что и мы, но для них они наполнены совсем другим содержанием. И „сад“, „отец“, „смерть“ означали для Стефана совсем другое, чем для меня». Он пришел к выводу, что взрослые и дети только делают вид, будто понимают друг друга.
Был вечер. Стефан уже прочитал свои молитвы на сон грядущий, «чмокнул» руку Корчака — польский обычай, которого Корчак не одобрял в своем приюте, но тут мирился с ним, понимая, что это напоминает мальчику обычай, принятый у них в доме. Стефан лежал смирно, но глаза у него были широко раскрыты.
— Скажите мне, пожалуйста, правда, что волосы, если обриться, больше расти не будут?
Корчак понял, что мальчик не хочет причинить ему обиду, прямо упомянув его лысину.
— Это неправда. Люди бреют подбородки, и волосы снова отрастают.
— У некоторых солдат бороды до самого пояса — как у евреев, — продолжал Стефан. — Почему?
— Таков обычай, — объяснил Корчак. — А вот англичане, например, бреют и бороду, и усы.
— Это правда, что среди немцев много евреев?
— Да, есть. А еще есть русские евреи и польские евреи.
— Как так польские евреи? Разве поляки — евреи?
— Нет, поляки — католики, — ответил Корчак. — Но если кто-то говорит по-польски, желает добра польскому народу, тогда он тоже поляк.
Эту веру он почерпнул в собственной семье и проповедовал ее своим варшавским сиротам.
Стефан по-прежнему лежал, широко открыв глаза, спать ему не хотелось. И Корчаку это напомнило, как время отхода ко сну в приюте тоже наводило на воспоминания и тихие размышления.
— Сколько лет твоему отцу? — спросил он у Стефана.
— Было сорок два. Теперь сорок пять.
— Твой отец может тебя и не узнать, вон как ты вырос.
— Не знаю, смогу я его узнать или нет.
— А разве у тебя нет фотографии?
— Откуда? — Новое молчание. — И солдаты чуть не все на него похожи.
В их седьмой день совместной жизни ужин запоздал, потому что Валенты был на дежурстве в офицерской столовой. А потому Корчак опоздал на карточную игру у знакомых неподалеку и все еще был в скверном настроении, когда вернулся в полночь. Он зажег свет и растерялся, не найдя Стефана. Он бросился во двор и увидел, что мальчик бежит к нему.
