Когда новости о прогрессивном сиротском приюте в Варшаве, экспериментирующем с самоуправлением, распространились из Польши в другие страны, Корчак обнаружил, что сверх прежних своих забот он теперь должен справляться с потоком всевозможных иностранных деятелей и педагогов, включая бригаду русских архитекторов, которые несколько дней изучали планировку здания. И все же вопреки своей славе маленькая республика не была защищена от «злобных шепотов улицы, доносящихся из-под двери».
В 1910 году, пока приют еще строился, происходили бурные антисемитские вспышки, провоцируемые политиками вроде Романа Дмовского, лидера правого крыла национально-демократического движения. «На берегах Вислы нет места для двух рас», — проповедовал Дмовский, подчеркивая факт, что триста тысяч варшавских евреев составляли тогда треть ее жителей. «Евреи — чуждый элемент в польском обществе, — провозглашал Дмовский, — и противники идеи национального освобождения». За чашкой кофе некий воинствующий националист сказал Корчаку тоном отчаяния: «Скажите, что мне остается делать? Евреи роют нам могилу». А другой знакомый поляк сетовал: «Ваши достоинства — это наш смертный приговор».
Корчак написал статью «Три течения» для влиятельного польского журнала, как будто урезонивающие слова могли остановить вздымающуюся волну антисемитизма. Признавая, что между поляками и евреями отношения всегда были сложными, что антагонизм исходит от обеих сторон, он призвал к вере в общую историю, связавшую их воедино.
В польском обществе, указал он, существуют три четкие течения. Первое составляют аристократические поляки с фамилиями, кончающимися на «-ский» и «-ич». Они всегда старались обособиться от тех, чьи фамилии кончаются на «-берг», «-зон» и «-штейн». Второе течение слагается из «наследников Соломона, Давида, Исайи, Маккавеев, Галеви и Спинозы — законодателей, мыслителей, поэтов — старейшей аристократии Европы с Десятью заповедями в их гербах». И те, из кого оно слагается, тоже предпочитают обособляться.
Но есть еще третье течение, и его члены всегда утверждали: «Мы сыны одного праха. Века взаимных страданий и успеха сделали нас звеньями одной цепи. Одно солнце светит на нас, один град губит наши поля, одна земля покоит кости наших предков. В нашей истории больше слез, чем улыбок, но не по нашей вине. Так разведем же вместе общий костер…» Он закончил статью признанием: «Сам я принадлежу к третьему течению».
Антисемитизм продолжал расти в тени польского национализма, будто ядовитый гриб. Вскоре после того, как Корчак и Стефа переселили детей в новое здание, распространились слухи, что русские рабочие, строящие мосты через Вислу, задумали устроить погром. Фонари в еврейских кварталах будут опрокинуты, и явятся русские, переодетые в старые еврейские лапсердаки, которые они якобы усердно покупают у старьевщиков. Корчак оставлял боковую калитку в ограде отпертой, чтобы обеспечить быстрое бегство, если начнутся бесчинства.
