Без слов Мэйсон ставит передо мной одну из тарелок, а я одновременно отдаю ему половину сэндвича с «Нутеллой», как будто мы заранее обговорили обмен.
Со смехом мы приступаем к обеду. Шарлотта ловит мой взгляд и вопросительно смотрит, а я в ответ качаю головой. Конечно, я думала о Мэйсоне в более романтическом ключе, но между нами ничего быть не может. Он всегда смешит меня, и мне нравится проводить с ним время, но он бабник. К тому же моя жизнь и так достаточно сложна. У меня не может быть парня, поскольку наши отношения были бы ложью. Как вы себе это представляете? Мой собственный парень не знает, что меня зовут Тея, а не Амелия.
* * *
Остальная часть недели довольно длинная и скучная. Сегодня четверг, почти семь часов вечера. Мы с Эйденом сидим напротив шкафчиков в школьном коридоре. Мы были в школьной библиотеке, но она закрылась около пяти тридцати, поэтому мы просто переместились в коридор, где с тех пор и находимся.
В школе темно и пустынно, если не считать снующего мимо уборщика. Никто, кажется, не возражает, что мы все еще находимся на территории школы.
Я все схватываю на лету: Эйден не перестает доказывать мне, что он замечательный репетитор. Его бесконечное терпение по отношению ко мне и способность объяснять, не разбивая при этом голову о стену, не могут не поражать.
– Эйден, это потрясающе! Еще одно занятие, и я точно смогу получить тройку за тест в понедельник!
– Мы не стремимся к тройке. Мы стремимся к пятерке, – поправляет он меня.
– Эйден, ты, конечно, хорош, но все же не чудотворец.
– Ты сможешь, Амелия. Ты быстро схватываешь. Ты намного умнее, чем думаешь.
Честность и убежденность, с которой он это говорит, заставляют меня покраснеть и отвести взгляд.
– Что ж, у меня хороший…
Звук автомобильной сигнализации, доносящийся с парковки, эхом разносится по коридору. Мы с Эйденом прекрасно понимаем, что кроме машин уборщиков на темнеющей парковке остались только наши автомобили. Мы переглядываемся, поднимаемся с пола и в одно мгновение оказываемся на улице. Дверь школы захлопывается за нашими спинами.
Фары моей машины мигают. Эйден делает пару шагов вперед, ведя меня за собой за руку. Теперь, подойдя немного ближе, я вижу две проколотые шины. Судя по машине, я могу сказать, что и остальные колеса постигла та же участь.
Я смотрю на Эйдена, чтобы оценить его реакцию, но он не смотрит ни на меня, ни на машину.
Его горящий взгляд пристально рассматривает платиновую блондинку, высунувшую средний палец из открытого окна красного «Мустанга». Что за чертовщина? Прокалывать шины? Это что, 1970-е?
