который у историков науки называется
реконструкцией события. Историкам Арктики этот приём тоже чужд, а мы будем широко им пользоваться, особенно в Повести, где он составит основу изложения. (В Очерках 1 и 2 он тоже существен.) Реконструкция — творческий, то есть неформальный приём исследования, в котором для увязки деталей в целое привлекаются добавочные соображения — о возможных причинах и целях действий участников, а также об их качествах (о знаниях либо невежестве, смелости либо трусости, уме либо глупости, честности либо подлости и т. д.). Разумеется, эти соображения можно основывать только на надёжных фактах.
Наконец, седьмой приём, самый общий: сперва изучать само явление, а не мнения о нем (подробнее см. [4–11, с. 13]). Выявив его ядро, надо самому выявить спектр (или: строить реконструкцию) так, словно явление никем еще не описано. В основе понимания тут лежит акт удивления. (Это сходно с методом остраянения (отстранения), каковой предложил сто лет назад литературовед Виктор Шкловский.) Обычно пишущим чуждо удивление, потому им проще повторять старое. Но разве не удивительно, что Челюскина, героя, до конца службы зажимали? За что именно?
* * *
То, что нам откроется, будет весьма далёко от общепринятого. Порой окажется, что полярники боролись не столько со льдами и бурями, сколько друг с другом. Если, опуская это, историки Арктики полагают, что так легче раскрыть героизм полярников, они ошибаются. Не различая своих героев (вольного первопроходца, приказчика, атамана, простого казака или стрельца, беглого разбойника, строевого офицера и пр.), не вникая в их мораль, в их цели, средства и нужды, нет возможности всерьёз описать их подвиги. Точнее, никто ещё не сумел.
Полагаю, мне удалось хотя бы отчасти показать, что те жестокие и нелепые условия, в которые эпоха и власть ставили героев книги, делают их подвиги ещё удивительнее, чем принято считать. Можно ли оправдать их преступления (разумеется, с позиции тогдашних законов и морали) — отдельный вопрос. И даже если он не имеет решения, это не основание скрывать сами факты. Так, упорное замалчивание враждебной (и порою мятежной) обстановки в ВСЭ напрочь закрывает путь к пониманию того, почему географы отказались принять факт открытия Челюскина.
К сожалению, историки Арктики обычно полагают самым важным то, чем сами обладают. Одни — знание литературы, другие — архивов, третьи — устной традиции, четвёртые — вещественных находок, пятые — умение читать старинные рукописи, шестые — опыт собственных плаваний.
