Если Родина — это религия, традиции и обряды, то как быть с их изменчивостью и преемственностью? Древнеславянские племена с берегов Днепра, поклоняющиеся Перуну и Велесу, и православная Русь, и атеистический Советский Союз, и служащая Мамоне современная Россия — это всё наша Родина.
Стоит ли говорить, что Русская Православная Церковь является по сути греческой? К слову, у современной России есть и национальная идея, и национальная кухня. Правда первая из них — американская, а вторая — японская. Но это, конечно же, лучше, чем оставаться вообще без идеи и без кухни.
Есть и третий вариант. Родина — это культура той местности, в которой родился человек. Но что мы знаем о своей культуре? К тридцати годам школьная программа практически полностью забыта, а количество прочитанных книг с момента «последнего звонка» равно нулю. Если не считать, конечно, иронических детективов, читаемых на пляже в Турции или Египте.
Что же такое культура для современного человека? Культура — это то, чем можно занять вечер. Не даром же употребление алкоголя и жирной пищи называется «культурным отдыхом».
В современном обществе, когда объективна только одна граница — скорость передачи данных по оптоволокну, у человеческого существа не может быть другой Родины, кроме всего Земного шара. Поэтому любовь к Родине, патриотизм — это любовь к миру в целом и ответственность за него без исключений и оговорок.
Для того, чтобы сказать, любим ли мы Родину, нужно спросить себя, и очень жёстко спросить: «Что я сделал для Родины за последние двадцать четыре часа?»
Будучи заданным вслух, громко и чётко, этот вопрос преобразует всё наше бытиё. А человек, сумевший ответить на него честно и без утайки, как будто бы делает шаг вперёд из безликого строя информационных пролетариев.
«Я приношу доход человеку, которого ненавижу. Я инструмент для зарабатывания денег. За сегодняшний день я написал десять писем, посмотрел пяток роликов на Ютубе, выпил три чашки чая и выкурил полпачки сигарет. Но я ничего не сделал для Родины. И мне стыдно», — так ответит вчерашний офисный планктон и заплачет. Заплачет от осознания того, что его жизнь уже была, и, лишь приложив титанические усилия, он сможет вернуть её себе обратно.
Но может ли субъект констатировать факт отсутствия собственного бытия? Очевидно, нет, так как необходим некий механизм фиксирования факта бытия. И, говоря обобщённо, этот механизм и есть субъект. Напрашивается вывод: без возможности обнаружения феномена самосуществования, субъект не может считаться живым.
