Зейир не хотел садиться за стол к брату и тем более разделять с ним трапезу.
Дариа страдала, лекари делали для нее все, что могли, и самым правильным выходом была бы случайная смерть. Брату правителя предлагали такой вариант, как и предлагали отправить дочь на Остров, но он не хотел. Пока Дариа рядом, пока она жива и служит для всех вечным напоминанием, любой его поступок будет оправдан.
Пламя в камине взмыло вверх, и в зале стало жарче.
– Ты переживаешь за дочь и потому желаешь морить себя голодом?
– Да пусть под землю сгинет вся твоя еда и ты вместе с ней!
Брат правителя с яростью схватился за оранжевую скатерть и дернул ее на себя. Графины, тарелки, бокалы, вилки и ложки, изысканные блюда, над которыми повара корпели не один час, – все посыпалось на пол. Жир разливался по серым плитам, в него падали орехи и фрукты, со стола падали вкуснейшие яства, в том числе и поросенок, к которому не успели и притронуться. На мгновение Зейиру стало хорошо.
– Ты что творишь?!
Правитель нелепо соскочил со своего стула – его живот запрыгал рядом с ним. Лицо Дарона покраснело, как и всегда, когда он злился. Он махал руками и тряс располневшими щеками и складками на шее, подобно разъяренному индюку.
– Хочу, чтобы ты перестал жрать и начал думать как мой брат и как правитель Династии!
Пожалуй, сложно было придумать, в какой момент времени они, злые и раскрасневшиеся, сверлящие друг друга маленькими светлыми глазами, в растрепанных одеждах и с прилипшими к потному лбу волосами, выглядели бы еще более похожими.
– Ты растерял по пути весь разум? Я тоже переживаю за Дарию, я люблю твою дочь. И ее, и Эльсу, и Ласса – они и моя кровь тоже! И ты, брат, – моя кровь. Но даже если ты разнесешь весь Файрфорт, я не позволю тебе устроить расправы над лордом Хагсоном Глейгримом!
– Ты… Ты! Ты – всего лишь жалкая пародия на правителя. Ты способен только набивать желудок! Ты не представляешь, что значит любить, не знаешь, что такое смотреть на страдания детей. – Зейир стиснул кулаки. Он говорил столь убедительно, что начинал сам себе верить. Вообще же неспособность отомстить волновала его куда больше, чем здоровье дочери и ее душевные переживания.
– Заткнись! Сейчас же замолчи! Я прощу тебя за эти слова, но только потому, что ты мой брат.
– На что мне сдалось твое прощение?! Я прав, и ты знаешь это.
– Зейир, брат. – Дарон научился сдерживаться и быстро приходить к равновесию в душе. – Я понимаю, что ты желаешь мести. Но послушай меня, прошу. Мой старший сын, мой наследник Верд пропал. Я подозреваю, что его могли пленить или, еще хуже, убить.
