Уже ближе к рассвету я вышел к Огородникам. Дальше идти не планировал – за деревней начинаются сплошные открытые участки, по которым можно идти только ночью, стараясь к следующему рассвету успеть укрыться хоть в какой-нибудь рощице, что будет не так-то и просто. Приблизиться к деревне меня потянуло любопытство и желание разведать обстановку – все-таки будет спокойнее ложиться спать, если немцев в Огородниках нет.
…Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. Проползя на брюхе последние метров сто к северо-восточной (вот, уже и стороны света научился неплохо определять!) оконечности леса, я увидел для себя крайне тревожную и неприглядную картину.
Точнее, вначале услышал – грубые, властные окрики и незнакомую лающую речь, которую, впрочем, было довольно легко определить как немецкую. А еще захлебывающийся брех дворовых псов и отчаянные вопли деревенских.
Короткая автоматная очередь ударила внезапно – я аж вздрогнул, однако все происходило уже на моих глазах, и я увидел, что один из фрицев таким образом заткнул самую шумную собаку. Гринписа на вас нет, уродцы… Перед моими глазами предстала околица деревни, несколько крепких бревенчатых домов с деревянной же оградой – и массивная угловатая бронемашина с черными крестами на бортах, стоящая от меня метрах в ста пятидесяти.
Полугусеничный бронетранспортер Hanomag, применяемый вермахтом для транспортировки мотопехоты и в качестве тягача артиллерии, а также другого тяжелого вооружения. Защищен противопульной броней и вооружен единым пулеметом MG-34. Экипаж – два человека, десант – до десяти человек с двумя ручными пулеметами.
Так, ну, понятненько… Ловить мне здесь нечего, лучше-ка подобру да поздорову уползу поглубже в чащу да забьюсь там понадежнее…
Хорошая, дельная мысль. Но ее воплощению помешало болезненное любопытство – и в принципе то, что происходит сейчас на окраине деревни. Со все более сильно бьющимся сердцем я со страхом наблюдаю, как группа явно недовольных фрицев из восьми человек ведет перед собой десяток деревенских – и не только. В ужасе я разглядел, что два мужика со слезами на глазах (!) помогают переставлять ноги перетянутому бинтами… пограничнику. Присмотревшись получше, я понял, что это боец не из ушедшего отряда лейтенанта Перминова, но тут же пришло и узнавание. Это один из тяжелораненых, кто эвакуировался с Кадацким.
Страшная догадка пронзила мое сердце – а потом я увидел ее. С разбитыми губами, багровым кровоподтеком в половину лица и заплывшим правым глазом, но все еще вполне узнаваемую казачку Мещерякову. Второе, открытое ее око пылает неукротимой яростью, кажется – она готова броситься на врагов, но ей мешает это сделать второй раненый, которого мужественная медсестра тащит на хрупком плече. А рядом с ней держится рыдающая молодая женщина, ведущая совсем маленькую девочку лет, может, семи-восьми, не более… Немчура подгоняет двух замыкающих группу стариков прикладами; сзади на некотором удалении следует десятка два жителей. Их лица отражают ужас и изумление, вперед никто не суется – им преградила путь пара солдат вермахта, вооруженных один пулеметом, другой автоматом. Кстати, я разглядел еще как минимум три пистолета-пулемета у других фрицев. Это что, так много унтеров?
