Михайлов слабо улыбнулся:
– Можно. Возьмешь с собой, фамилия Томилин.
– Есть! Разрешите идти?
– Иди. И, Рома…
Уже сделав шаг в сторону, оборачиваюсь на голос командира:
– Я, товарищ старший…
Оборвав меня жестом руки, командир улыбается и внятно, громко произносит:
– Вломи им, Самсон! Так, чтобы аж жарко стало!
Усмехаюсь в ответ – и чувствую, как в груди разгорается злобный такой, яростный азарт.
Прохожу вдоль бойниц в поисках второго номера – и тут же замечаю снайпера. Подойдя к Гриневу, здороваюсь.
– Ну что, Саня, видел, как нас фашистские пулеметчики выбивают по одному?!
Вроде бы и не хотел, чтобы звучало со злом, но прозвучало – и с вызовом, и с гневом, и с обидой… Не сразу я разглядел, какая горечь застыла в глазах младшего сержанта, а то бы промолчал. Но слово не воробей, и снайпер мне ответил хриплым, надломленным голосом:
– Рома… У меня у СВТ прицельная дальность максимум восемьсот метров. А фрицы в вас больше чем с километра садили, а еще между вами и дотом сотня метров. Мне, чтобы их достать, нужно было вперед окопов выползать. Да и в этом случае какая может быть точность на предельной дистанции?!
Поняв, что был несправедлив к сослуживцу, ободряюще хлопаю его по плечу:
– Прости. Что-то нашло на меня… Но несправедливо. Прости!
Гринев лишь кивает, пряча глаза. Однако я успеваю разглядеть в них слезы. На душе становится как-то муторно, гадко.
– Бойцы! Кто здесь Томилин?
– Я! – отвечает мне довольно худой паренек с неуловимым налетом интеллигентности во взгляде.
Несколько удивленный, на всякий пожарный уточняю:
– Ты пулеметчик?
Боец уверенно кивает, а я задним умом понимаю, что все более-менее сложные специальности в армии, начиная с того же пулеметчика, требуют определенного интеллектуального развития и хотя бы начального технического образования. Деревенских нельзя назвать глупыми, но в большинстве своем они не так хорошо разбираются в технике. В отличие от городских ребят с полным школьным образованием.
– Значит, так: ты мой второй номер – это приказ старшего лейтенанта Михайлова. Что приказываю, то и делаешь, это ясно?
Очередная особенность нового меня, о которой я раньше даже не догадывался: командирские нотки в голосе и безапелляционный тон. Как, кстати, и легкое удовольствие от того, что теперь я могу кому-то приказывать и кем-то командовать. Красноармеец согласно, уверенно кивает, чем в определенной степени располагает к себе.
– Звать-то тебя как?
– Евгений.
– Ну, а меня Роман. Пошли.
