В голове промелькнула мысль, что нужно сменить пристрелянную то ли вражеским снайпером, то ли пулеметчиком позицию. Промелькнула и тут же пропала – один хрен не успеваю. Просто встаю и, видя сразу несколько групп немцев, бегущих к нам, рывком поднимаю «дегтярев» на бруствер.
Жму на спуск.
В этот раз я не пытаюсь целиться или стрелять грамотно, короткими очередями выбивая конкретные цели. Просто жму на спуск, направив ствол пулемета в сторону врага и ведя огненную строчку по наступающим слева направо.
– А-а-а-а-а!
Я даже не вижу результата стрельбы – оружие, словно живое, бьется в руках; так же бешено бьется в груди сердце, усиленно гоняя по венам перенасыщенную адреналином кровь. Дым застилает прицел, и в довершение всего кажется, что сама земля будто дрожит под ногами.
А потом раздается тихий клацающий щелчок – в диске кончились патроны. Я еще успеваю разглядеть, что мне все же удалось заставить фрицев залечь, как левая сторона лица взрывается дикой болью…
Прихожу в себя я на дне ячейки, смотря в ясное, чистое небо над головой. Такое спокойное, мирное солнечное небо, лениво гонящее небольшие облачка… Ребенком я обожал смотреть на них, представлять себе замки или сказочных драконов, лежа в траве или стогу сена, когда бывал в гостях у бабушки. И настолько болезненным получился контраст светлых детских воспоминаний с тем, что происходит здесь и сейчас, пока я лежу на телах своих товарищей, что глаза на мгновение наполнились влагой, и я вскрикнул, словно от боли.
И, словно в ответ, через сильный звон в левом ухе до меня донеслись другие крики. И голоса. И русский мат. И немецкие ругательства… Они раздались совсем близко.
Стремительно прихожу в себя, пытаюсь резко встать. Получается, хотя голова и левая скула отзываются сильнейшей болью. Коснувшись рукой щеки, чувствую кровь, но понимаю, что пуля только царапнула ее, повредив скулу. Провожу кистью дальше и обнаруживаю на месте мочки уха какие-то обильно кровоточащие ошметки. Раньше я бы умер от ужаса, получив подобное ранение, но после смерти Степана и Василия в этой же ячейке понимаю, что, в общем-то, легко отделался.
Крики и брань дерущихся, стреляющих друг в друга людей различаю все явственнее; хватаюсь рукой за кобуру – и, похолодев от страха, понимаю, что она пуста. Тут же вспоминаю, что держал подарок Нежельского в руках, когда бежал к нему на помощь, и, посмотрев под ноги, замечаю пистолет на дне ячейки у правой стенки.
