18 февраля.
Пытается ли отец по-своему неуклюже вывести меня из постоянного транса? Похоже на то. Сегодня вечером он протрезвел со странной идеей. Ему пришло в голову финансировать городскую библиотеку. Называю эту идею странной, поскольку она захватила человека, игнорировавшего чтение книг всю сознательную жизнь. Единственное, что ему удалось осилить, если не ошибаюсь (причем много лет тому назад), - "Столки и компания", подаренную ему отцом в детстве. В действительности, наша семейная библиотека была основана прадедом, расширена матерью, страстной любительницей Диккенса, Троллопа, Гарди и Мередита, а позже слегка дополнена и модернизирована мной. Окончательно впав в детство, отец, по-видимому, вбил в голову мысль внести свою лепту, превратившись в местного Эндрю Карнеги.
- У нас уже имеется городская библиотека, - попытался я охладить его пыл.
- Неужто? Новость для меня. Где ее, черт побери, запрятали?
- В подвале конгрегациональной церкви.
- В подвале? Не смеши.
- Там около двух с половиной тысяч томов, среди которых есть книги Редьярда Киплинга.
- Прекрасно. Надеюсь, старые добрые сказки Столки. Но у меня более грандиозные планы. Вытащить на свет божий все это добро. В большой кирпичный дом. Со статуей перед подъездом. "Мыслитель" или что-нибудь в этом роде.
- Когда тебя успело осенить, папа?
- Созревало во мне, по крайней мере, целый год.
- Библиотека задумана в качестве памятника для тебя?
- Желательно, чтобы ты спланировал ее именно так. Ты и Максфилд. Финансовую поддержку обеспечу.
- Сколько ты думаешь выделить?
- Полтораста тысяч. Впечатляет?
- У меня нет слов.
22 февраля.
Утром позвонил Генри Максфилд, сказав, что мой отец упомянул о возложенной на него ответственности за постройку новой библиотеки. Не очень-то последовательно, и не все ясно. Юристу нужно уточнить некоторые нюансы. Пришлось пообещать, что зайду на днях в оффис Хартфорда.
23 февраля.
Медленно заживающая рана опять вскрыта. Среди утренней почты было письмо от брата Клаудии, отправленное из больницы.
"Дорогой Джеймс! Могу представить, что ты думаешь обо мне. Тебе, наверное, так хочется жахнуть меня под зад, чтобы никогда больше меня не видеть, и, по правде говоря, лучше бы так и было, потому что в этом положении, как мы сейчас есть, самому мне не удастся покончить с собой, и бог знает, каким легким для меня был бы подобный исход. Только сегодня до меня дошло, что Клаудия мертва и ушла навсегда, и все по моей вине, когда я напился на твоем дне рождения, а потом стал требовать самому сесть за руль, когда мы выпили по чашке кофе в придорожной закусочной..."
