– Молчишь, скотина, не желаешь говорить? – произносит глава имперской безопасности тихим голосом, который пугает меня намного больше, чем если бы он на меня орал. Есть что-то в этом ненормальное, когда тебя зверски избивают, но при этом разговаривают тихо и спокойно, как будто рисуют картину на берегу реки.
– Ну что же, пришла пора побаловать себя более серьезными вещами, – маркграф смеётся, и, улыбаясь, достает длинную черную иглу, – Торен, подержи его пальцы на правой руке, посмотрим, как он реагирует, когда ему чистят ногти!
Тяжёлые лапы подручного прижимают мою правую руку, словно тисками, к подлокотнику. Вот Торен уже типичный палач, обезьяна-обезьяной, огромный, мускулистый и волосатый тип. Но пахнет от него хорошо, вряд ли потому, что он чистюля, скорее, маркграф брезгует и заставляет его присматривать за собой.
Чистая, по-настоящему чистая до пронзительности боль выгибает мое тело дугой вслед за вонзающейся под ноготь иглой, и я впервые за все время избиения кричу, не в силах сдержаться. Так больно мне ещё никогда не было! Накатывает дурнота, уши закладывают, похоже, время пришло:
– Не надо больше, умоляю вас, не надо, – бормочу я сломленным голосом, – я все расскажу, только не надо больше! И с ужасом осознаю, что, действительно, не готов снова пережить эту страшную боль.
– Ага, отлично! – удовлетворённо отмечает маркграф тем же спокойным голосом, каким мог бы обсуждать особенности отделки новой кареты, – вот только мне надо убедиться, что ты действительно все понял!
И та же игла снова вонзается под ноготь уже другого пальца. И в этот раз я от боли теряю сознание.
Очухиваюсь от потоков ледяной воды, обрушившейся мне на голову. Рядом с пустым ведром стоит подручный, маркграф предусмотрительно отошёл в сторону, чтобы его не забрызгало.
– Экий ты чувствительный оказался, – расслабленно говорит он, – вижу, вижу, что ты все понял и готов сотрудничать. Говори!
А сам, подойдя поближе, вертит у меня перед глазами пальцами ту самую иглу, которой недавно меня пытал. Я смотрю на нее, пытаясь изобразить панический ужас, который придаст достоверность тому, что я скажу. Хотя… зачем обманывать самого себя – я действительно чувствую панический ужас при виде иглы – изображать мне ничего и не надо.
