— Да. Это так. Потому что я немного сильнее его. Итак, давай попробуем. Ставь блок, окружай им себя. Представь толстую стенку стакана, мой голос должен доходить до тебя приглушенно.
— Хорошо.
Лукас вдруг преобразился. Что-то поменялось в его взгляде и повороте головы. Он стал… привлекательным. Словно маску, надел на себя шарм сирены. Или наоборот, стал самим собой? Мягко улыбнулся и заговорил. Она старалась не слушать его, ошарашенная его преображением.
«У меня получается!» — радостно мелькнуло в голове, но в следующий момент она услышала:
— Очнись!
Она снова сидела на нем верхом.
— Тебе не надоело? — она скатилась с него, как только он отпустил. — Мог бы заставить меня приседать для разнообразия.
— Мне весело. Давно не проводил так вечера с объектами наблюдения.
— Давай еще раз.
— Я вижу, ты вошла во вкус, — он облизнул губы. Резко повернувшись, он схватил ее под колени, дернул на себя, уложил на диван и опустился сверху.
— Прекрати! Это не смешно! — она забилась под ним, пытаясь освободиться.
— Ставь защиту. Если я пробьюсь, сама виновата, — его рука поползла по ее бедру вверх.
— Не надо, Лукас! Отпусти!
— Ставь чертову защиту! — он рявкнул так, что она от страха действительно представила себя в стакане. Это было единственным спасением. Отсюда она видела, как изо рта Лукаса вырываются легкие серебристые, поблескивающие на свету нити. Они впиваются в стеклянную стену брони и со звоном и скрежетом прикрепляются к ней. Пытаются пробить защиту, и, словно сквозь толщу воды, она слышит его зов:
— Катарина, целуй меня, ласкай, ну же, милая Катарина, обними меня…
— Слезь с меня, — повторила она.
Лукас тут же отпустил ее, сел на прежнее место и вернул своему лицу нейтральное выражение.
— Вот видишь. Когда ты реально понимаешь угрозу, ты мобилизуешься. Не такая уж ты и слабая. Просто зеленая еще.
Потом он поднялся, собрал картонку от пиццы, пустые банки, покопался на кухне и вышел оттуда с мешком мусора.
— Выкину по дороге. Помнишь, что никому нельзя открывать?
Катя кивнула.
— И что никому нельзя верить? — в шутку спросил он.
Она тоже согласилась с ним.
— Даже мне, — и он вышел.
Она закрыла дверь на все замки и вернулась на диван. От пережитого ее еще потряхивало, но урок она усвоила хорошо: среди сирен, какими бы дружелюбными они ни казались, расслабляться нельзя.
Что это за жизнь такая? Все время настороже. Все время в страхе. Никакие деньги это все не оправдывают.
«…Но однажды ты посмотришь вокруг и поймешь: я могу изменить этот мир. Я могу повлиять на него. В моих силах сделать его лучше или хуже. Ты увидишь новые горизонты. Новые двери, которые захочешь открыть. И тогда вопроса о том, стоит ли быть сиреной, не будет. Встанет другой вопрос: вопрос ответственности за свой дар перед самим собой. А это, Катарина, и есть самое тяжелое. Отвечать за все свои действия».
