— Я продам ее, коли она тебе приглянулась, — сказал он Басчейле. — Но ты должен отдать мне взамен все золото, которое намыл в горах.
— Хорошо, — согласился мастер. И отдал ему десять слитков — все, что у него было.
Это случилось при Марке Аврелии[11], когда местные пастухи проходили еще со своими отарами, никем не стесняемые, по горным тропам. Они платили римлянам дань и перегоняли стада, куда им хотелось.
Однако те времена миновали…
— Ты выглядишь усталой, Ептала, — проговорил Басчейле. — Посиди, отдохни. — Он указал на мешок со шкурами, который Мирица положила возле очага. — Сядь и послушай, что я скажу.
Женщина сняла накидку и присела. Она в самом деле была доброй и терпеливой. Родив мужу двоих детей, она прочно привязалась к нему.
Когда в долине Гиераса стали твориться жестокости, Ептала первая поняла, что их спокойной жизни в Краса-паре пришел конец. Хлебопашцы еще держались за свои поля, а пастухи перегоняли стада в уединенные места, надеясь скрыться от преследователей. Люди не хотели покидать свои исконные земли.
Но когда все вокруг заполыхало и принц Даос не смог сдержать натиска римлян, многие поняли, что другого пути не было.
— Лучше в лес, к зверям, чем в неволю, — говорила Ептала мужу, умоляя покинуть селение до прихода грабителей. Она знала, что такое рабство, и теперь боялась не столько за себя, сколько за детей.
Сейчас, сидя на мешке со шкурами и глядя на огонь, на крепкие бревенчатые стены тарабостской хижины, она, в ожидании слов Басчейле, почувствовала усталость — может быть, оттого, что была весна, а может, бесконечные дороги изнурили ее.
Женщина опустила голову, тяжелую от невысказанных дум. Надо, чтобы муж узнал о них, — до сих пор они жили по его разумению. Он намечал привалы, отдавал распоряжения. Он, убеленный годами, тоже усталый от трудов, тревог и странствий по неизведанным местам, был и судьей их, и главой рода… Дважды расцветали и увядали деревья на их пути, дважды улетали и возвращались птицы, а они все шли и шли к тирагетам…
Ептала не раз взывала к богу Асклепию, чтобы он дал им здоровья, молила богиню Бендис, чтобы та послала им тишину и душевное спокойствие; Марса Гривидиуса — чтобы дал изобилие и благополучие, — все то, что давно было ими утрачено.
Она взяла с собой разных семян — пшеницы и ячменя, лука и чеснока, конопли и чечевицы. Всюду носила их с собой и мечтала о том дне, когда семена лягут наконец в ждущую их землю.
Не по своей воле ставшие скитальцами, они два года жили только охотой и рыбной ловлей. Для Епталы это была пытка. Она тосковала по сыру и молоку, хлебу, испеченному в глиняном очаге… «Долго так будет продолжаться? — не раз спрашивала она себя. — Сколько можно искать эту загадочную Дувру? Может, ее нет давно на свете? А если все время плыть вниз по реке, не попадем ли мы в лапы к кочевникам?»
