. На английском и французском языках аналогичных изданий не существует, крайне редко переводились и труды Веселовского. Отчасти по этой причине, как мне представляется, разработка диахронического аспекта современной нарратологии находится все еще на начальной стадии (в 2019 году под руководством Вольфа Шмида, Джона Пира и Петера Хюна стартовала разработка общеевропейского коллективного проекта «Диахронической нарратологии»).
Книга, предлагаемая вниманию читателя, эпистемологически ориентирована на историческую поэтику. В частности, особое внимание здесь уделено генезису нарративных практик, в значительной степени определяющих сознание современного человека, а заключительная глава специально посвящена наиболее архаичной форме нарративности, продолжающей и в наше время занимать ведущее место в современной коммуникативной культуре. В целях ослабления жесткой нарратологической теоретичности немалое количество страниц посвящено практическому анализу литературных текстов в заявленном ключе.
Систематическое обсуждение возможных контуров «исторической нарратологии» является, насколько мне известно, первым опытом такого рода. До построения фундаментального здания поноценной исторической нарратологии путь, разумеется, весьма не близкий, но это не причина от него отказываться. Автор хотел бы осуществить первоначальный шаг на этом пути.
Многообразие человеческого опыта достаточно очевидно разделяется на процессуальный опыт узнаваемого повторения (ситуаций, времен года, времени суток, социальных ритуалов) и опыт событийный. В самом общем виде «термин «событие» означает нечто внеочередное, неожиданное, нетривиальное»[18], а нарративные практики состоят в освоении такого рода (событийных) изменений бытия, именуемых обычно «историями».
Первоначально у первобытного человека, как и у современного ребенка, формируется лишь прецедентный («итеративный», по слову Жерара Женетта) опыт повторений. Все неожиданное, незнаемое, беспрецедентное тревожит, повергает в трепет, приобретая статус «события».
Бесчисленные рассказывания, сопровождающие воспитание ребенка, формируют в его сознании новую область опыта – сферу событийной единственности протекающей жизни. Без освоения событийности как формы бытия, отличной от повторяющихся процессов, невозможно дальнейшее ментальное развитие субъекта жизни, которое постепенно формирует его индивидуальную, вне-родовую идентичность. Ведь каждый из нас представляет собой событие в исторической жизни человечества. Как замечает Игорь П. Смирнов, «событийность имманентна любому человеку»
