— теперь это слово, хочешь-не хочешь, должно было появиться в его лексиконе. Он пытался слушать тело, но это было нелегко: тело всегда вещало на каких-то чересчур низких частотах. Только руки были с ним заодно. Руки плакали за него, когда он стал слишком взрослым, чтобы плакать сам. Руки делали множество понятных и важных вещей, и без них он был бы в буквальном смысле как без рук. Остальное тело терялось где-то в тумане. Он привык перепоручать его другим, особенно если с ними можно было потом еще и поговорить об интересном. Но теперь у него не было никаких других — только собака да брат с сестрой, которым, впрочем, нельзя было ни о чем знать.
К исходу первой недели отдыха, предписанного врачами, Тео понял, что дальше так нельзя. Вечером он загулял собаку до изнеможения, купил портвейна по пути домой и устроился в комнате, которую для удобства называл библиотекой. Книг там было не много, зато было удобное кресло и самая лучшая стереосистема, какую он смог найти пару лет назад. Собака улеглась на ковре и, шевеля бровями, следила, как он перебирает диски. Он протянул ей один — она понюхала футляр, положила голову на пол и закрыла глаза. Ей хорошо спалось в мягких волнах, плывущих по комнате.
Когда она проснулась, из-под шторы сочился на пол пушистый от пыли утренний свет. Тео был уже на ногах — не вполне твердо, но явно в хорошем настроении. Он налил себе чаю, запил им горсть таблеток и достал из кармана забытый полуразрядившийся мобильник.
— Не ждали? — сказал он в трубку. — А зря. Я вечером приеду. Часов в восемь. Нет, раньше не смогу, у меня сегодня еще две репетиции.
И дал отбой.
— Вы в детстве хотели стать звездой?
— Нет, это скучно. Гораздо лучше быть спутником.
Часы на стене у Тео были сделаны из старой пластинки. В ее нижней части предприимчивый умелец прорезал длинные отверстия, так что на фоне стены они казались белыми клавишами рояля, а нетронутый винил — черными. Цифрами служили шесть изящно вырезанных ноток, венчаемых скрипичным ключом. Когда Тина увидела эти часы на блошином рынке в свою первую заграничную поездку, она поняла, что должна привезти их брату, даже если придется потратить все оставшиеся деньги.
Потом ей сказали, что в каком-то из азиатских языков выражение «дарить часы» означает ухаживать за умирающим родственником. Кто сказал — она не помнила, но точно не Ми: на такую бестактность Ми была не способна. Тео был в восторге и даже поцеловал Тину в щеку, чего в трезвом виде обычно не делал. А примета так и не сбылась.
