нездорова в этот день, проверяла уроки у младших детей, и мисс Шульце вся каменела, шла красными пятнами и поджимала губы, будто собиралась дать отпор всякому, кто станет ее бранить. Она была худой и востроносой, выглядела старше своих тридцати лет и, как никто, умела сделать любое интересное занятие скучным до зубной боли. Даже голос у нее был резким и неприятным, особенно когда она чуть повышала его, читая условие задачи. Немку взяли, когда Делии было двенадцать; прежде ею занималась няня да приходящая учительница музыки и французского. И, конечно, Адриан! Он хоть и редко бывал дома, но старался, приезжая на каникулы, повозиться с ней: то учил складывать фигурки из бумаги и решать веселые задачки, то показывал на глобусе экзотические города – от одних названий захватывало дух; и чем длиннее, чем непонятнее было название, тем сильнее хотелось его запомнить и потом выуживать из памяти, повторяя нараспев: Вишакхапатнам, Агуаскальентес, Шуанъяшань…
– Ты принесла мне яблоко? – Тави потянула ее за юбку.
– Конечно, самое большое и красивое. Только погоди, я отнесу все это на кухню.
– Я помогу!
Пыхтя, она ухватилась за ручку корзины, и Делия не смогла сдержать улыбки. Слава Богу, ребенок наконец-то ожил. Первые несколько дней Тави почти не говорила, а потом ее словно прорвало. Нелегко, наверное, расти, когда оба родителя глухие; оставалась разве что служанка, но где ей было найти время, чтобы отвечать на детские вопросы? Покойный мистер Клиффорд старался сам учить дочку устной речи, как учил своих подопечных в школе, но чаще в семье общались жестами. Теперь вот Тави болтает на двух языках одновременно – если, конечно, у нее не заняты руки, как сейчас. Пока они все вместе разбирали покупки, пока накрывали стол к ланчу, девочка щебетала без умолку – то рассказывала, какого страшенного паука они с мамой видели недавно в чулане, то задавала дюжину вопросов сразу. Можно ли им взять в дом котенка, ну хоть вот такого малюсенького? Почему у новой соседки белые волосы? Нравится ли лошадям возить телеги? Только за едой она наконец поутихла. Они сидели тесным кружком в комнате, служившей им и гостиной, и столовой, и Делия не могла бы придумать общества приятней. Дома никогда так не было. Трапезы проходили угрюмо: отец часто раздражался из-за еды, и давила жутковатая пустота кресла напротив. К некоторым вещам определенно нельзя привыкнуть даже за много лет.
После ланча Агата занялась посудой, а Делия уселась чинить одежду. Ей нравилось предугадывать еще не высказанные поручения и ловить их, являя вместе с сестрой пример редкого взаимопонимания. Это давало чувство вселенской устойчивости – еще одно открытие, сделанное Делией здесь.
