Вот тут-то и начались неприятности. Когда втащил НАЗ в лодку, оказалось, что молния намокшего ранца не расстегивается. Наконец справился с нею, но теперь молчала радиостанция, что бы я с ней ни делал.
По программе мне предстояло воспользоваться продуктами и рыболовными снастями. Консервные банки, с которыми мы так легко расправлялись на берегу, никак не вскрывались, нож был маленький и неудобный.
С рыболовными снастями столь же не повезло. К тому же лодку все время приходилось удерживать носом к волне.
Конструктор НАЗа был серьезно озадачен, когда после первых же прыжков получил столько замечаний. Однако большинство недостатков было довольно быстро устранено и последующие испытания прошли нормально.
Вспоминаю также случай, который произошел со мной в Заполярье.
Работа шла серьезная. Испытывался высотный морской костюм. Температура воды в Баренцевом море была плюс один градус Цельсия, не прекращался сильный ветер.
Высотный костюм значительно усложняет выполнение прыжка на воду. Гермошлем, парашют с носимым аварийным запасом, лодка и кислородный прибор, различные разъемы, герметичные перчатки — все это заставляло тщательно готовиться к прыжку, четко оговаривать с ведущим инженером каждый пункт задания.
Испытания подходили к концу. Мне предстояло выполнить последний прыжок с последующим подъемом с поверхности воды спасательным вертолетом. Пункт программы довольно безобидный. Но накануне в гостинице разговорился с моряком, который долго служил в этих краях. Он рассказал, как в этом районе в годы войны акула «схарчила» раненого летчика. Настроение было испорчено. Ночью снились кошмары, и утром встал совершенно разбитым. На здоровье свое я пожаловаться не мог, так как знал причину своего скверного настроения. Врач заметил мое состояние, но объективные данные — давление крови, пульс, температура — были нормальные, и он успокоился.
Меня начали одевать. Сначала — высотный костюм, затем вентиляционный, утеплительный и, наконец, гермооболочку. Я не думал о трудности задания, о том, что придется падать несколько тысяч метров, не раскрывая парашюта. Все мои мысли были об акулах.
Взлет. И странное дело: все мои страхи позади. Я не раз замечал за собой такую особенность, прорабатывая особо сложные задания. Так было и на этот раз. Подошел к двери, закрыл остекление гермошлема и покинул самолет.
Врач сидел у дверей и внимательно наблюдал за мной. Отделившись от самолета, я приложил правую руку к гермошлему, а потом помахал ею в знак приветствия — традиционная привычка всех парашютистов-испытателей. Врач в ответ улыбнулся и тоже помахал рукой.
