Мы по-прежнему целовали друг друга при встрече, беседовали за ужином в ресторане, а после, подходя к квартире, к нашему гнезду, которое мы свили вместе, ты обнимал меня за талию. Мы установили определенные ритуалы и свято их соблюдали, однако кое-какие мелочи исчезли. Мы перестали вместе решать кроссворды. Принимая душ, ты больше не оставлял дверь в ванную открытой. Между нами пролегла трещина, заполненная невысказанными обидами.
После рождения дочери ты похорошел еще больше. Твое лицо изменилось, стало теплее, мягче. Когда Вайолет находилась рядом, брови у тебя сами собой приподнимались, рот приоткрывался, как у дурачка. Ты расцвел. Я надеялась, что со мной произойдет то же самое, однако я ожесточилась, лицо стало сердитым и усталым, глаза потухли, щеки побледнели. Я выглядела совсем как моя мать перед ее неожиданным побегом.
В семь месяцев Вайолет наконец-то стала спать больше чем по двадцать минут за раз, и я снова начала писать. Я утаила от тебя этот факт – ты требовал, чтобы я спала вместе с ней, и каждый раз, возвращаясь домой, спрашивал, удалось ли мне поспать. Это единственное, что тебя волновало. Ты желал видеть меня энергичной, внимательной и терпеливой. Ты настаивал, чтобы я набиралась сил и надлежащим образом исполняла свой долг. Раньше я интересовала тебя как человек, мое счастье и мои желания имели значение. Теперь же я превратилась в поставщика услуг. Ты начал воспринимать меня не как самостоятельную личность, а лишь как мать своего ребенка.
Поэтому я лгала тебе – «да, я спала». Так было проще. Я отдыхала, но мой отдых заключался в том, что я работала над рассказом. Слова лились из меня потоком. Не припомню, чтобы мне настолько легко писалось. Я-то думала, будет наоборот – многие писательницы с маленькими детьми жаловались на упадок творческих сил, по крайней мере в первый год, – однако, включая компьютер, я буквально возвращалась к жизни.
Через два часа, как по будильнику, Вайолет просыпалась. Обычно я была глубоко погружена в процесс – и физически, и эмоционально находилась в другом мире. У меня вошло в привычку давать ей поплакать. «Вот только допишу страницу», – обещала я себе, надевая наушники. Часто одна страница превращалась в две, а то и больше; случалось, я писала еще целый час. Когда Вайолет уже заходилась от крика, я закрывала ноутбук и спешила к ней, словно только что услышала ее плач. Привет! Ты уже проснулась! Ну-ка, иди к мамочке!
