Провал плана разгрома советских войск под Курском означал для фашистов конец их попыткам похода на Москву. Понеся огромные потери в людях и боевой технике, они не смогли добиться ослабления сил Советской Армии. Блестяще отразив наступление врага, советские войска сохранили полную способность к наступательным действиям.
Оборона 38-й армии на Курском выступе отвечала всем требованиям современной военной науки. Она с успехом выдержала массированные удары артиллерии, танков и авиации противника. И в этом была немалая заслуга Николая Васильевича Крисанова.
Находясь на фронте, Крисанов часто вспоминал о своем учителе и друге Дмитрии Михайловиче Карбышеве, взятом в плен фашистами. Он переживал за него, всеми способами пытался разузнать о его трагической судьбе. В период боев на Курской дуге Николаю Васильевичу удалось напасть на след друга. Вот как он сам писал об этом в своем письме к Любови Дмитриевне: «Любаша, здравствуй! Мы успешно громим фашистские орды. Спешу тебе сообщить новость. Нашими войсками был взят в плен фашист, бывший надзиратель Хаммельбургского лагеря для советских военнопленных. Я его сам лично допрашивал, чтобы выяснить, знает ли он пленного генерал-лейтенанта Карбышева. Он мне ответил, что фамилий он не помнит. Я ему описал наружность Карбышева, и он сообщил следующие интересные подробности:
«Внешность, которую вы мне описали, была у одного пленного, историю которого знал весь лагерь. Мы его называли «Большевистским генералом». Подали ему обед, положенный пленному генералу, создали особые условия, он отказался от привилегий и кушал то, что давали всем пленным.
Приехали из Берлина за ним, обещали ему генеральский чин германской империи. Но от всех благ, которые ему предлагали, он отказался. Пленные в лагере считали его своим вождем, и вскоре командование было вынуждено перевести его в другой лагерь».
Любаша, пока эти сведения нельзя считать достоверными, я еще приму все меры, чтобы уточнить их. Но я этим данным верю. Именно таким и представляю себе Дмитрия Михайловича. Гитлеровцы могли пытаться завербовать его к себе на службу, как известного, талантливого ученого. Коммунист Карбышев, истинный патриот Родины, мне кажется, не только не мог согласиться продать свою Родину из-за личных благ, но считал позором даже разговаривать с теми, кто сулил ему всякие «блага», требуя от него измены. В плен он мог попасть только тяжело раненым. Но и в плену, мне кажется, он не мог нашим пленным не разъяснять правоту нашего дела.
