— Верно, — Валленберг ответил не сразу. — Святой Марк вообще начинает не с Иисуса, а с Иоанна Крестителя… Интересно… Я это как-то пропустил, потому что растворялся в строках, шел за Словом, не позволяя себе обсуждать его…
Исаев подумал: "Хоть какое-то оправдание и для меня; я шел за изменениями в нашей истории, растворяя себя в них… Значит, наша Идея превратилась в религию? Так, что ли? Учитывая образование Сталина, можно допустить и такой поворот сюжета…”
— А вспомните Благовестие от Иоанна? — предложил Исаев.
Валленберг отошел наконец от стены, сел на свою койку и, закрыв глаза, продекламировал:
— Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… В нем была жизнь человеков… Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн… И вот свидетельство Иоанна: когда иудеи прислали из Иерусалима священников и спросили его: кто ты? Он объявил и не отрекся, и объявил, что я не Христос… Я глас вопиющего в пустыне… И спросили его: что же ты Крестишь, если ты не Христос, не Илия, не пророк? Иоанн сказал им в ответ: "Я крещу в воде, но среди вас стоит НЕКТО, которого вы не знаете…" На другой день Иоанн видит Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, который берет на Себя грех мира…
Исаев, следивший по тексту за той концепцией, которую Валленберг выбирал из Иоанна, отложил Библию и, презирая себя, хрустнул пальцами — ничего не мог поделать с собою, этот звук в одиночке сделался необходимым ему, словно бы свидетельствующим то, что он жив и что звон курантов не мерещится ему, а есть явь…
— Вы действительно плывете за строками, — сказал он, — вы блестяще декламируете, ни в одной церкви я не слыхал такого наполнения фраз Священного писания человеческим Духом, Верой, стоической убежденностью… Но вы все же позволяете увлекать себя потоку — пусть даже гениальному… Глядите-ка, Иоанн ни слова не говорит о предках Иисуса, во-первых, и, во-вторых, называет его тем, кто примет на себя "грех мира…”. О народе или народах нет ни слова, речь идет о мире… Это — начало притирки светских властей с Верой, ставшей необходимой человечеству, ибо владыки не знали, где найти выход из постоянных кризисных ситуаций. Позже, в послании Павла Колоссянам, он уже требует: "Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу”… Не отсюда ли надо отсчитывать идею монополии на единственную правду? Не в этом ли пассаже сокрыт будущий запрет на диспут, соревнование разных точек зрения, на мысль наконец?! Разве Павел свободен от политики, когда он обращается к пастве со словами: "Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим во плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога…"
