Врачи все чаще стали выносить диагноз: дистрофия. Это страшная болезнь. Самое ужасное, что иммунитет к ней не вырабатывается и прививок против нее не придумать.
«Дистрофия алиментарная — нарушение общего питания организма главным образом вследствие длительного недоедания», — вычитал я в справочнике. Определение короткое и исчерпывающее, но от того, что я узнал его, мне легче не стало.
Хорошо, что нам хоть удается избежать неразлучной спутницы дистрофии — цинги. Врачи каждый день потчуют нас хвойным настоем. Принуждать никого не приходится. Матросы, налив кисло-горькую жидкость, не упускают случая чокнуться кружками и пожелать друг другу здоровья.
В отсеках подводной лодки зверский мороз. Только в центральном посту теплится камелек — крохотная жестяная печурка. Сюда забегают матросы погреть руки. От камелька и коптилок оседает на приборах сажа — неслыханное дело на боевом корабле, где каждая медяшка раньше горела пламенем.
Я все-таки свалился. Недели две пробыл в госпитале, потом лежал в каюте плавбазы. Лежу, злюсь на себя. Так не вовремя!
Вдруг дверь раскрывается, и матросы втаскивают в каюту масляный насос. Командир отделения мотористов старшина 2-й статьи Дмитрий Канаев объясняет: надо решить, что делать с «этой дурой». Матросы прямо в каюте разбирают механизм. Канаев одну за другой показывает мне детали. Мы щупаем, измеряем их и определяем, ставить ли на место или заменять новыми.
К нашей гордости, мы первыми привели двигатели в порядок. Инженер-механик первого дивизиона И. Р. Рамазанов пришел к нам, чтобы лично проверить качество ремонта. Пробный пуск получился блестяще: оба дизеля завелись, как говорится, с пол-оборота.
Канаев сиял от похвал дивизионного механика, светились радостью и все остальные мотористы.
А в штабах проходят игры. Дивизионные специалисты с утра до ночи сидят над картами, справочниками, прикидывают, вычисляют. Штурманы прокладывают курсы будущих походов. Саша Ильин прибежал ко мне.
— Слушай, друг, сколько времени тебе понадобится на полную зарядку батареи после подводного перехода в эту точку? — Он ткнул карандашом в развернутую карту.
Бросаю все дела, начинаю строить график. Даю готовый расчет. Ильин убегает, а через двадцать минут опять теребит меня:
— А если мы всплывем вот тут?
Снова все пересчитываем, снова чертим. Десять раз проверяем каждую цифру. Тратим уйму времени. Но я не сержусь на товарища. Он намечает маршрут корабля. В походе малейший просчет будет грозить гибелью. и мы еще и еще раз перебираем все возможные варианты, ищем наиболее удачный.
