Морская пехота длинным черным потоком вливалась в озаренный пламенем пожарищ город…
Вдруг меня кто-то тронул за плечо, Я оглянулся. Передо мной стоял генерал в пенсне.
— Чем это вы заняты, товарищ командир? — спросил он меня несколько раздраженно.
— Снимаю артобстрел и выгрузку «Абхазии», товарищ генерал.
— А что, у вас других занятий нет?
— Я военно-морской кинооператор, и это мое основное занятие, товарищ генерал.
— А вам известно, что осколки снарядов не щадят никого и что при обстреле надо немедленно ложиться на землю?
— Конечно. Но если я буду каждый раз ложиться, то…
— Да, вы, пожалуй, правы. Кто-то ведь должен и снимать… Как ваша фамилия?
— Микоша.
— Микоша? Это что же, вы чех или венгерец?
Завыл совсем рядом снаряд и разорвался довольно близко в воде. На этот раз я, видимо, просто не успел среагировать и, как говорится, не поклонился снаряду. Генерал же Иван Ефимович Петров — это, как я узнал потом, был он — не шевельнулся и ни одним мускулом лица не показал, что мы были в опасности.
— Так вот, дорогой товарищ оператор, кто бы ты ни был, но беречься надо, — сказал Иван Ефимович. — Война только начинается, до Берлина путь еще далек и, видно, тяжел. Надо выжить. Иначе кто же будет снимать? Ну Трояновский, Коган… Мало вас, кинооператоров-то. Трояновского, кстати, знаете?
— Да. Он и Koran здесь, в Одессе. Хочу с ними встретиться, только не знаю, доведется ли.
…Мой крейсер, к которому я был приписан еще в Севастополе, стоял на причале у гранитного пирса. Туда я и направился после съемки высадки морской пехоты. Я сразу увидел этот корабль-красавец. Он выделялся среди других: динамичный, со скошенным вперед форштевнем, стоял, прижавшись к пирсу, готовый к стремительному броску. Его три высокие трубы слегка дымили.
Сколько в этот день было объявленных и необъявленных тревог! Я сбился со счета. Мне было не до съемок: нужно было познакомиться с командиром крейсера Иваном Антоновичем Зарубой, стать на довольствие, освоить незнакомый мне корабль, как говорится, осмотреться. Незаметно наступила ночь. В районе Молдаванки глухо ухали тяжелые фугасы и время от времени вспыхивали ярким магниевым светом зажигательные бомбы. Загорались все новые и новые кварталы города. Красные искры летели ввысь, смешиваясь со звездами. Я стоял рядом с командиром корабля на палубе, и мы оба молча наблюдали, как красавица Одесса превращалась в огромный костер. Во мне кипела бессильная злоба, хотелось кричать, протестовать.
