"Заправлены в планшеты космические карты
И штурман уточняет в последний раз маршрут.
Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом,
У нас еще в запасе четырнадцать минут!"
- звучал на волнах радиоприемников баритон знаменитого певца. Возмущение требовало немедленного выхода, и Штерн не выдержал. Он выскочил в коридор, набрал номер телефона, по которому никогда не звонил и который тем не менее был словно высечен в его памяти, и стал ждать ответа. Номер этот был указан в поздравительной открытке, пришедшей Штерну четыре года назад. На открытке не было почтовых штемпелей, а почерк он узнал сразу. Трубку взял Урядченко. Они не виделись двадцать четыре года, последний раз случайно встретились во Владимирской тюрьме, но поговорить бдительные надзиратели так и не дали.
- Слышал? - поинтересовался Штерн, не представляясь. Осторожность была глупой, Урядченко даже хмыкнул в трубку.
- Не только я, - сказал он. - Весь мир слышал.
- Ложь, произнесенная громко и тысячекратно, более похожа на правду, чем правда, произнесенная однажды и шепотом, - сказал Штерн. - Кто же услышит шепот?
- А ты не шепчи, - посоветовал Урядченко. - Здоровее будешь! Глупо теперь шептать, сразу сумасшедшим объявят. Да и все это, может быть, не такое уж вранье. Я прикидывал. Не веришь? Просчитай сам, мозги, надеюсь, в зоне не отшибли?
- Просчитаю, - пообещал Штерн. - Ну, а как ты?
- Нормально, - кратко сказал Урядченко. - Женился. Пацан есть. Лешка. А ты как?
- Никак, - ответил Штерн. - Разве можно что-то начинать, если живешь под колпаком?… Про Сашку что-нибудь знаешь?
- Откуда? - удивился Урядченко. - Я ведь никого с тех пор не видел. Сначала, сам понимаешь, канал строили, а после в Сталинграде так и осел.
Саша, как я слышал, к матери в деревню подался. Куда-то на Тамбовщину. Минтеев, говорят, сразу после освобождения умер. Еще в пятьдесят третьем.
- Это я знаю, - отозвался Штерн. - В пятьдесят четвертом на Литейном сообщили. - Ты мне вот что скажи: как теперь жить, когда все на голову поставлено? В трубке посопели.
- Я тебе, Аркашка, так скажу, - наконец отозвался Урядченко. - Я больше ни во что не лезу. Сам пойми, у меня семья, пацан растет. Да и, собственно говоря, какая разница-то? Ну, скажем мы, что видели. Кому оно надо? Нам и так всю жизнь исковеркали. Если бы ты знал, что я в Ухтлаге пережил. Да о чем я - ты не меньше кругов прошел! Сколько той человеческой жизни нам осталось? И чтобы я все своими руками поломал? Ради чего? Кто они мне, эти ученые да попы, чтоб я за их благополучие своим расплачивался?
