Пришло время вернуться к ним. Наука нуждается в вашей помощи, Аркадий Наумович.
- Все, что мы обнаружили, имеется в отчетах, - пожал плечами Штерн.
- Боюсь, не смогу быть вам полезным.
- С отчетами получается какая-то неразбериха, - доброжелательно улыбнулся Никольский. - Еще в тридцатых на них был наложен гриф секретности, а перед войной все отчеты были затребованы наркоматом государственной безопасности. Причем запрос подписал лично Лаврентий Павлович. Вы не находите, что подобные меры предосторожности излишни для обычных документов о состоянии атмосферы, атмосферном давлении и атмосферных явлениях?
- И какой же вы сделали вывод? - усмехнулся Штерн.
- Я пришел к выводу, что вашей группой было сделано серьезное научное открытие, которое имело оборонное значение. Тогда наложенные запреты могли быть оправданны. Война была на носу. Но сейчас другие времена, и ваше открытие должно стать достоянием научной общественности.
- Вот оно что! - Штерн покачал головой. - Лавры вам спать не дают! Мы, дорогой товарищ, за наши научные изыскания получили на полную катушку. А вам подавай результаты! Чем вы за них готовы заплатить?
- Вы имеете в виду деньги? - с легким презрением спросил Никольский. Штерн покачал головой.
- Что мне деньги? Вы даже не догадываетесь, чем вам это знание грозит. А если оно грозит вам отлучением от науки? Если единственной расплатой станет многолетнее заключение или даже смерть? Вы готовы надеть терновый венок мученика? Или рассчитывали, что получите данные нашей группы и с барабанным победным боем двинетесь по ступенькам научной карьеры? Никольский натужно улыбнулся.
- Вы утрируете, Аркадий Наумович, - сказал он. - Времена Ежова и Берии прошли. Вот уже генетические исследования разрешили, кибернетика постепенно перестает быть лженаукой… Прогресс неумолим. Почему вы считаете, что обнародование ваших открытий несет в себе опасность?
- Вы глупы и недальновидны, - сухо сказал Штерн. - Вам все рисуется в розовом свете. Мне искренне жаль, но нам с вами не о чем говорить. Дело не в том, что я не склонен вести беседу. Просто не хочется, чтобы в результате моей разговорчивости пострадали посторонние. Например - вы. Он встал.
Поднялся и Никольский.
- Я думал, что вы все еще остаетесь ученым, - с сухой обидчивостью сказал он. - Теперь я вижу, что ошибся. Вы не ученый. Вы трус. А скорее всего, вы просто деляга от науки. Теперь я более склонен верить тем, кто утверждал, что никакого открытия не было и вы извлекали из аэронавтики личную выгоду. До свидания, гражданин Штерн!
