* * *
Самым высоким человеком в мире был американец Роберт Уадлоу (1918–1940), сын мэра города Олтона в штате Иллинойс. В год смерти (он умер от болезни) его рост составлял 272 см.
* * *
По древним ассирийским законам тому, кто целовал чужую жену, отрезали нижнюю губу, а за прелюбодеяние — казнили.
* * *
Редко, безо всяких видимых причин охватывает меня чувство истинного вдохновения. В эти минуты кажется, что я способен на что-то очень большое, нужное, важное. Ясно вырисовывается в сознании, что жизнь, которой я живу, неправильна. Мне хочется немедленного действия, движения физического и умственного. Увы, чувство это недолговечно…
* * *
Если бы я был президентом, я бы увековечил своё имя, создав грандиозный музей науки и техники, собрав туда всё, что создано в России с ломоносовских времён. Такой музей и без меня когда-нибудь создадут, но чем позднее возьмутся за дело, тем труднее будет эта работа.
* * *
Когда я слушаю «Гимн великому городу», я всегда ощущаю, что это, как бы сказать… Музыка, написанная на русском языке. Глиэр сам очень тонко к этому относился и просил не путать его сочинений ни с русской, ни с украинской историей. Да, просил. Но его «Гимн» не мог быть написан ни в Берлине, ни в Лондоне.
* * *
Итог года ужасен. Я понял вдруг, что никого не люблю: ни детей своих, ни Наташу, ни Женю. Никого! А раз так — я дальше не смогу жить.
1985 год
Кто-то из вонючих патриотов придумал писать слово «родина» с большой буквы. И «верховный совет» тоже. Ну ладно, мы — атеисты и позволяем себе писать слово «Бог» с маленькой буквы. Но если «родина» с большой, как же тогда «вселенная» с маленькой?
* * *
Дочь Цандера, очевидно, сумасшедшая. Она с криком послала меня к чёрту только за то, что я спросил, жива ли её мать.
* * *
И ещё одна причина, зачем надо знать биографии великих людей. Их надо знать для воспитания в себе самокритики. Надо всю жизнь говорить себе: Галуа убили в 20 лет. И мне 20 лет. А что я сделал? Пушкина убили в 37. Что я сделал в 37? Лавуазье убили в 50. Чем я отличился в 50? Всегда найдутся добрые люди, которые скажут, что ты не Пушкин и не Лавуазье. Да, я понимаю, что я — не Пушкин. Но почему же я должен выбирать для жизненного примера человека ничтожного, вместо личности замечательной?!
* * *
Вчера после финской бани вышел на Щербаковскую улицу молодой, крепкий, спокойный. Как-то очень ярко горели фонари. Людей было много, но суетливой толчеи, как на улице Горького, не было. И люди были какие-то не унылые, не усталые, а тоже крепкие и бодрые. Шел лёгкий снежок. Был новый год, и вдруг почудилось, что всё будет хорошо, что счастье ушло не навсегда, что оно вернётся. Я ощутил короткий, но острый подъём всех жизненных сил.
