Заведующий МХЧ еще с утра рассовал по карманам бутылки четыре спиртного, куда-то отправился, сказав, что идет «уламывать диспетчера», чтобы тот выпустил машину на закрытую трассу. Но диспетчер оказался крепким орешком. Спирт и другие напитки пил целый день, деликатесы наши поедал, а машину не выпускал.
Несколько раз через каждые 2–3 часа прибегал Левченко, вновь и вновь рассовывал бутылки по карманам и опять отправлялся продолжать уламывать диспетчера. Я удивлялся тому, что сам Левченко оставался трезвым, несмотря на то что кое-что из бутылок, конечно, перепадало и ему. Ведь не все же выпивал диспетчер, не бочка же он. Удивлялся я и тому, как собирается Левченко свести концы с концами. Неужели он угощает того за свой счет?
Моими попутчиками до Бутугычага были ехавшие из Магадана жена прораба Петра Емельяновича Станкевича и, кажется, главный бухгалтер рудника. Они тоже целый день где-то пропадали, и я сидел на машине голодный. В конце дня пришел бухгалтер, и я смог сходить в столовую пообедать наскоро.
Ближе к вечеру мы все же тронулись в путь и только 20 км успели проехать, пока было светло и тепло. Дорога была неплохая, но перевал 92-й км, из-за которого дорога считалась закрытой, я и сейчас спустя 32 года помню отлично. Помню полого спускающуюся вдоль крутого склона узенькую дорожку, круто обходящую его выступы, и многочисленные таблички, поставленные через каждые 10–15 метров с надписями, выхватываемыми светом фар из тьмы: «Осторожно!», «Опасно!». Потом площадка, где дорога поворачивает на 180 градусов. Если до поворота правый борт машины прижимался к склону, то теперь он нависал над пропастью, а прижимался левый.
Стало понятно, почему перевал был закрыт, площадка действительно оказалась еще совсем не очищенной, сплошь заваленной крупными обломками взорванной породы. Поэтому мы поворачивали там, где не было завала, то есть не на площадке, а не доезжая до нее, там, где с верхнего на нижний марш серпантина пришлось съехать по очень крутому откосу с большим риском скатиться, кувыркаясь, в пропасть.
Был момент, когда передние колеса машины оказались намного ниже задних, и автомобиль очень круто наклонился вперед. При этом я, сидя на высоко наложенных и обвязанных веревкой ящиках, ногами упирался в верхний край кабины, а руками крепко держался за веревки. Помню мысль, что при этом в кабине было бы опаснее, что оттуда не выскочишь «в случае чего», а здесь останешься на «земле» после первого же переворота машины, правда, может быть, будешь раздавлен, если угодишь под компрессор.
