Питер шумно вздохнул, а я обнаружила, что всё это время стояла затаив дыхание.
– Ты, верно, хотел сказать, что никого не видел, – проворчал он. – И чему вас только нынче в школах учат! Ладно, хватит тут болтаться, займись делом. Но если что-нибудь узнаешь – сразу извести Олафа, ясно?
Так и не обернувшись, я услышала, как Пит, коротенькими ножками пришпорив лошадь, поскакал с площади.
Я сунула руку в карман плаща, на который мама только сегодня поставила новую заплатку, и протянула мальчишке два медяка.
– Спасибо, мелкий, – сказала я, любовно похлопывая припрятанную под одеждой сумку, которую совсем недавно прихватила возле пекарни, пока следила за принцесской и её свитой. Неудивительно, что Пит только сейчас обнаружил её пропажу.
Потом я нырнула с площади в узенький проулок, ведущий к путанице извилистых бедных улочек нашей части города, где вместо красивых кирпичных зданий друг к другу жались домики в виде огромных чашек или сапог и соломенные хижины. Здесь уже было почти темно – у нас нет уличных фонарей, – но я легко прошла бы этот путь даже с завязанными глазами. Я проскочила мимо попрошайки, сунув ему в ладонь печенье, и двинулась на запах ваксы, который вёл меня прямо к дому. Наш домик-«сапог» – один из четырёх в этом маленьком квартале. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что за мной нет хвоста, я повернула ключ в двери и вошла.
– Джилли! – Мои четырёхлетние братишки, близнецы Хан и Хэмиш, чуть не впечатали меня в дверь, едва я успела прикрыть её за собой. Правда, они были такие лёгкие, что им и вдвоём было меня не повалить. И я мигом заметила, что они снова добрались до ваксы: их щёки, лбы и одинаковые клетчатые комбинезончики были все вымазаны чёрным.
– Что ты добыла сегодня? – услышав шум нашей возни, в комнату вбежала розовощёкая и рыжеволосая шестилетняя Трикси. – Варенье? Или сыр? Или ту вкуснющую колбаску, которую ты приносила на той неделе?
– Тссс... – зашипел на неё пятилетний Феликс, сползая по лесенке с чердака, где мы все спали на двухъярусных кроватях. Феликс был умён не по годам и больше всех нас походил на отца. Казалось, его тёмно-карие глаза пронизывают меня насквозь. – Тебя ведь не засекли?
– Нет, – заверила я его, скидывая плащ и вынимая припрятанную под ним сумку, набитую свежими булочками. Малышня тут же потянулась за ними. – Да погодите же! – осадила их я, оглядывая комнату. Мы все едва помещались в этой тесноте, хотя в комнате только и было что очаг да шаткий продавленный диван.
